Получилось так, что в эти июльские дни, когда развернулось сражение на Курской дуге, партизанские отряды «Смерть фашизму» и «Сталинцы» действовали совместно с отрядом НКВД «Застава», образовав фактически бригаду. То, чего добивался подпольный обком партии, только без лишних формальностей, долгих обсуждений и всевозможных указаний.

Не зря руководитель НКВД Лаврентий Берия при всех его недостатках относился к политаппарату и всевозможным партийным комитетам с плохо скрытым раздражением. И руководство партизанскими отрядами, начиная с сорок первого года подгребал под своё крыло, считая, что НКВД более активно разворачивает свою деятельность в тылу врага.

Если оценивать объективно, то особые разведывательно-диверсионные отряды НКВД, состоящие из хорошо подготовленных кадровых бойцов и командиров (в том числе пограничников), быстро вникали в обстановку. Пополняли свою численность местными проверенными людьми и приступали без промедления к боевым действиям.

Начиная с первых чисел июля сорок третьего года все три отряда наносили постоянные удары на железной и автотранспортных дорогах, взрывали военные объекты. Капитан Кондратьев вместе со своими сапёрами и конным отрядом Павла Коробова «Смерть фашизму» заминировали участок дороги возле станции, когда оттуда выезжали бензовозы и грузовики с боеприпасами.

Подорвалась одна и другая машина. Остальные остановились и стали осторожно, задним ходом, пятиться назад. Партизаны открыли огонь. Пули редко вызывают детонацию снарядов или мин, но очереди ручных пулемётов и прицельная винтовочная стрельба подожгли ещё один бензовоз.

Презирая опасность, на пригорок выскочила тачанка, «фирменное оружие» отряда Коробова. Ездовой лихо развернул лошадей, и двое молодых партизан в шапках-кубанках с красными лентами перехлестнули длинной очередью массивный трёхосный «Крупп», набитый снарядными ящиками.

Водитель и унтер-офицер в кабине были убиты. Пули дырявили борт и ящики с боеприпасами. Мотоцикл охраны, вынырнув из облака дыма, поймал в прицел своего «МГ-34» тачанку. Очередь на ходу прошла с завышением, а восемнадцатилетние парни, довернув «максим», накрыли немецкого пулемётчика и мотоциклиста веером пуль.

Тяжёлый «Цундапп» опрокинулся, а один из парней крикнул другому:

– Бей по бензовозу!

Пули пробили объёмистый бак, загорелся бензин, вытекающий из пробоин.

– Щас рванёт! – посылая ещё одну очередь, воскликнул светловолосый партизан в туго подпоясанной гимнастерке и ладно сидевшей на голове кубанке.

Оба пулемётчика, молодые, не верившие в смерть, ловили в прицел многотонный бензовоз «МАН», не обращая внимания на свистевшие вокруг пули. Опасность заметил ездовой, партизан возрастом постарше:

– Броневик! Уходим!

Но разгорячённый пулемётчик воскликнул:

– Сейчас мы и броневик подкуём. Не бог весть какая у него броня!

Ездовой не мог выйти из боя без команды командира расчёта, белобрысого парня в кубанке. А тот не мог отойти от горячки смертельной схватки и пел «Каховку», свою любимую песню о девушке, шагавшей рядом с ним вдоль горящей Каховки.

Приземистый колёсный бронеавтомобиль «Магирус» с длинным рылом-капотом, изогнутой антенной и запасным колесом на корме разворачивал округлую башню с 20-миллиметровой пушкой и пулемётом.

– И ты сюда же! Жри, сучонок!

В ленте ещё оставались патроны. Каждый третий – бронебойно-зажигательный, и они били точно в цель, в башню, капот, высекая сноп искр.

– Сашка, уходим! – снова крикнул его помощник.

– Сейчас, – приходя в себя, отозвался командир расчёта. – Петрович, гони!

Ездовой Петрович хлестнул лошадей, но ствол автоматической пушки, спаренной с пулемётом «дрейзе», окутался клубком дымного пламени. Мелкие снаряды и пули вылетали со скоростью 900 метров в секунду.

Треск очередей, направленных в «максим», ни Сашка, ни его напарник, подававший ленту, не услышали – оба погибли одновременно. Разорвало кожух «максима», пробило снарядами щит и тела парней.

Ездовой нахлёстывал лошадей, а когда оглянулся, увидел перекошенный, разбитый «максим» и два тела на залитой кровью соломе. Лошади несли тачанку, не сбавляя хода, а ездовой, поминутно оглядываясь, звал ребят:

– Саня! Антон! Вы живы?

На поляне он кое-как остановил лошадей. Они так же, как люди, чувствовали смерть. Ощущали запах свежей крови и беспокойно перетаптывались, кося глазами на неподвижные тела, которые накрывал шинелью ездовой.

– Эх, ребята, ребята… как же вы так?

Ответить ему было некому.

Позади заканчивался бой. Под прикрытием дыма, который густо стелился над дорогой, бывший военнопленный, лейтенант Викулов, и сапёр из пограничников сумели приблизиться к бронеавтомобилю и бросили под колёса самодельные усиленные гранаты. Взрывы выбили колесо, повредили ось.

Часть экипажа была контужена, открыла огонь башенная установка. Но оба бойца находились слишком близко, в зоне, недосягаемой для пуль и снарядов. Сапёр, недавно прибывший в отряд, вскарабкался на неподвижный «Бюссинг» и дал несколько очередей из автомата в смотровые щели. Открылся верхний люк, но фельдфебель, командир машины, опоздал.

Викулов выстрелил в него из трофейного пистолета и, подхватив раненого пограничника, скрылся в дыму горящих машин. Почти вся колонна из девяти грузовиков была уничтожена. Вырвались две машины и дымящий бронеавтомобиль, огрызающийся огнём башенной установки.

Эта засада, хотя и неплохо организованная, обошлась в семь человек погибших. Бойцов обоих отрядов похоронили в братской могиле. Среди них был расчёт «максима» – двое светловолосых парней, похожих друг на друга, как братья.

Вечером Мальцева и Викулова вызвали к командиру отряда Журавлёву. За столом сидели Фёдор Кондратьев, замполит Зелинский, особист Виктор Авдеев. Журавлёв, подвыпивший, налил в кружки граммов по сто и подвинул Мальцеву и Викулову.

– Нормально сработали. Давайте за победу.

Все выпили. За последние дни было проведено несколько успешных операций, хотя обошлись они в немало погибших бойцов.

– Чего Коробов не остался? – спросил Николай Мальцев.

– Он же на одном месте сидеть не может, – ответил майор. – Помянули с ним его пулемётчиков, и он к себе заторопился. Через пару дней встретимся, война ещё не кончилась.

– Что с Большой земли слышно?

– На Курском выступе тяжёлые танковые бои идут. Ну, ты же знаешь, Коля, наши сводки. Немцы несут сплошные потери, ура, мы наступаем! А потом, оказывается, топчемся на одном месте да и ещё потери тысячные несём. «Тигры» наши танки за два километра достают, а «тридцатьчетвёрки» за пятьсот метров не всегда их броню пробивают. Да и то, если в борт удачно врежут. У «пантеры» хоть и калибр поменьше, зато оптика первоклассная и броня восемь сантиметров. За полтора километра наши «тридцатьчетвёрки» с первого выстрела подбивают. Как тут душа болеть не будет?