— Ну уж ты хватил! Так и до кровати… — недоверчиво противоречил Григорий. — Думаю, что каждой женщине надо, чтобы муж раз по голове погладил.

— Ага, и сказку на ночь прочитал! — язвит дед Павел.

— Сказку не сказку, а приголубить надо!

— Может, и так. А все одно, без картошки в мундирах не обойтись!

Оба засмеялись: и то верно! На голодный желудок ночь длинна. В любом отношении: и для отдыха, и для ласки.

Идет караван. Храпят лошади. Поют женщины. Мужики довольно гладят бороды: вон, за тем пригорком — Кузьмовка. До дома рукой подать. Вырвались из лап долины смерти!

Молчит тайга. Густой, липкий снег вымерз от легкого морозца, стал мелким, редким. Легкие снежинки, кружась, беззвучно накладываются на зимнее покрывало. В воздухе — непоколебимый штиль. Короткая осень, как трусливый щенок перед свирепым псом, быстро отдала свои права беспощадной зиме. Осадки в горах Восточного Саяна в сентябре — явление обычное. С берез не успели облететь желтые листья: их сорвала тяжелая, мокрая кить (мокрый, тяжелый снег). Суровая студень предупреждающе угрожает живому миру: «Берегись, зверь-птица! Кто не спрятался, я не виновата!».

Подстраивается живность под условия существования. Подобному образу жизни животных научила мать Природа за сотни тысяч лет. Перелетные птицы улетели в теплые края. Местные пернатые меняют легкое перо на густую подпушь. Любой зверь линяет, переодевая легкую, летнюю шубу на плотный, шелковистый мех. Желание выжить до весны ради продолжения рода основывается на строгих законах тайги: «Каждый сам за себя!». Хищники готовятся к долгой, упорной охоте. Добыча старается слиться с окружающим миром, чтобы быть менее заметной пытливому взгляду и острым клыкам-когтям. Филин заменил серое перо на пепельное. Заяц вылинял из грязно-серой шкуры в белую, под цвет снега. Пышнохвостая белка стала дымчатой, словно промерзшая пихта на рассвете. Соболь возымел кедровый, с черной полосой по всей длине спины оттенок, слитный с дуплом кедра, где живет и охотится этот стремительно проворный, хищный зверек. В пустоволосые шкуры сохатого, марала и кабарги влились серебристые ферменты защиты. Лишь медведь остался таким, как он есть, бурым или черным, залоснившимся от богатого урожая кедрового ореха. Незачем хозяину менять цвет шкуры. Долгое пребывание в берлоге сулит зверю твердую уверенность в завтрашнем дне. Любой хищник накопил под шкурой столько сала, сколько ему хватит на долгую зиму. Лежит себе в густых ломняках, пихтаче-курослепе в ожидании непогоды. Ждет часа, когда можно будет спокойно лечь под корни кедра, забить чело берлоги. Густой снег завалит входной след. Порывистый ветер растворит его запахи. Трудно без этого найти косолапого.

Первая большая выпадка снега в конце сентября для хозяина тайги — не срок. Любой таежный житель знает нутром, что еще будет теплая погода, мокрая капель. Сейчас ложиться в берлогу рано. Вот и лежит зверь на одном месте, не передвигаясь и не давая следа до обозначенного часа неделю, две, а то и три. А как наступит пора, встает в густых сумерках, идет к своему заранее избранному пристанищу многие километры, порой не одну ночь. При этом мало использует переходные тропы, лезет напрямую в белки и гольцы, продирается сквозь ветровалы и нагромождения скал, пересекает порожистые реки, болотистые топи и зыбуны где придется. Путь животного можно сравнить с передвижением по стрелке компаса или, как говорят старые охотники, «как по шнуру». Завидное постоянство и безошибочное направление с нулевым отклонением от избранного маршрута всегда удивляли человека: «Как дикий зверь идет в одну точку десятки, сотни километров, при этом в конце пути приходит туда, куда хотел?». Скорее всего, изобретая колесо, человек разумный так и не понял действия врожденных инстинктов дикого зверя. Мы не понимаем и, наверно, не поймем никогда, откуда у дичи склонность к точному математическому расчету и способность предупреждать многие физические явления.

Медведя называют Хозяином тайги. Этому есть несколько подтверждений. На первый взгляд спокойный и меланхоличный медведь таит в себе огромную опасность. В один миг из доброго увальня он может превратиться в стальную машину с сокрушительной силой. Равнодушная маска головы в мгновение ока преобразуется в свирепую мимику с беспощадными клыками. Ударом могучей лапы косолапый легко перебивает хребет сохатому, маралу, оленю или себе подобному родственнику, более слабому медведю. В природе у этого зверя каннибализм не имеет границ. Он прогоняет со своей территории или убивает, а потом поедает своего брата, сестру, сына или дочь. Законы тайги выполняются с точностью до наоборот: либо ты, либо тебя! Третьего здесь не дано.

В медвежьем царстве нет места слабому и беззащитному. Из вновь рожденного потомства редко выживает один медвежонок. Большая часть зверей погибает от клыков и когтей взрослых самцов в период отторжения пестунов из семьи. На занятых другими территориях медвежонок не находит себе места для существования и рано или поздно в поединке находит себе смерть. Таким создала Природа образ жизни таежного зверя.

Трудно представить себе дальнейшее существование белогрудого, сына убитой медведицы. Скорее всего, его ждала вышеописанная ситуация. Этой осенью или ранней весной он мог бы попасть в лапы грозного собрата, и никто бы не заметил его безвременного исчезновения в мире Вечности. Как не заметили смерть сотен тысяч или даже миллионов таких же медвежат, как он, ставших обычной трапезой на границе чужой территории. Может, только случай или стремление к жизни продлят ему годы до глубокой старости. Но для этого надо стараться!

Суровые законы тайги не пощадили малыша. В тяжелое время года он остался без матери. У него не было в зиму теплой, уютной, мягкой берлоги. Он находился на границе чужих медвежьих территорий, был беззащитен. Со всех сторон его окружали коварные враги.

Все последнее время после трагедии белогрудый жил рядом с людьми, неподалеку от прииска. Стойкий запах матери (медвежьей шкуры) витал в воздухе. Течение воздуха, ветер доносили до его ноздрей живые воспоминания прошлого, томительное ожидание настоящего, трепетное представление будущего. Он помнил, как ему было хорошо в семье. Большая, теплая берлога теперь принадлежала другому зверю. Детеныш был изгоем в этом суровом, бескрайнем мире. Нетрудно предположить, что ждет его завтра, когда выпадет глубокий снег, ударят крепкие морозы.

Возможно, звереныш понимал это. Никому не нужный, брошенный, раненый, он бродил по округе, ожидая неизвестно чего. Одиночество давило. Бесконечная, тупая боль в левом суставе доставляла постоянное беспокойство. После того, как он неудачно прыгнул со скалы от бородатого врага, левая нога болталась из стороны в сторону, лапа вывернулась наружу. Превозмогая себя, медвежонок передвигался с большим трудом на трех лапах и то на небольшое расстояние. Единственная помощь — богатый урожай кедрового ореха — помогал вести сытую жизнь. Большие шишки с питательными зернами лежали всюду. Ветер срывал с кедров оставшиеся плоды, дополняя на земле обильную падалку. Медвежонку стоило небольших усилий перескочить несколько метров от дерева к дереву, чтобы снова наполнить желудок. Однако это не могло продолжаться долго.