никто из нашего трио, поскольку Маргот находится гораздо выше нас в развитии. Он нашлет самые потаённые страхи, которые терзают каждого из нас.

— И как нам выжить? — спросил я, стараясь унять нервную дрожь.

— Не знаю, — пожала плечами Девонна. — Предлагаю во время атаки Маргота сконцентрироваться на каких-то хороших моментах из жизни или отрешиться от реальности. Может, что-то из этого поможет. Впрочем, ты, Сандр, особо не переживай. В любом случае, так или иначе, скоро всё это закончится.

Женщина испустила сухой смешок и двинулась к дверям, ведущим в соседний зал. А мы с котом привычно пошли за ней.

Аластар двигался вихляющей походкой и чувствовалась в его движениях обречённость смертника. Во мне же бурлила дикая надежда на то, что вечноживущий всё-таки склеил ласты. Повторюсь, вечная жизнь не равнялась бессмертию.

Казалось, что только демонесса не испытывала эмоций. Она двумя руками толкнула створки. И те с тихим шорохом открылись, словно дверные петли смазали час назад.

Мы вошли в зал, а потом произошли сразу два события: позади нас с грохотом сомкнулись створки, а «Светлячок» потух, словно его проглотил крокодил. Я лишь успел заметить несколько опутанных лохматой паутиной колонн, которые поддерживали потолок. И после этого на нас тяжёлым одеялом навалились непроглядная темнота и ощущение большого пространства.

Моё сердце полезло прятаться под стельку. В ноздри проник пахнущий пылью, камнем и смертью спёртый воздух. А дрожащая рука потянулась к картам.

И тут вдруг из мрака донёсся вкрадчивый, как сама тьма, старческий сухой голос с нотками ломающихся веток сухого дерева:

— Мерзкие… проныры… уродливые дети нечестивых родителей…

— Как он вас, господа спутники, так хорошо рассмотрел в этой темноте? — прошептала Девонна, будто звук собственного голоса добавлял ей уверенности. — Ладно, шутки в сторону. Немедленно расходимся.

Однако стоило ей договорить, как на нас, точно ураганный ветер, навалился мощный поток страха. Он принялся выворачивать меня, словно нищий пустые карманы. Забрался в черепную коробку и превратил тьму в сотни движущихся хтонических теней.

Ледяная рука ужаса вцепилась в мой затылок. Ноги подкосились, а слюна превратилась в густую смолу. Я от страха не мог вздохнуть. Меня всего трясло.

Внезапно вокруг появились сотни восковых свечей. Их свет принялся разгонять густой мрак, царящий в исписанном матерщиной цехе заброшенного завода. Возле бетонных стен громоздились кучи мусора, пищали крысы, поблёскивали стёкла разбитых бутылок, а на полу оказалась выведена кровью пентаграмма. Около неё с ножом в руках стоял тот самый седовласый безумец в золотых очках. Его грузную фигуру скрывал дорогой костюм-тройка, а на перекошенной яростью щекастой физиономии выделялись оскаленные в предвкушении зубы.

— Вот мы снова и встретились, — прошипел он и двинулся ко мне.

Я затрясся в припадке дикого страха, смывающего всё человеческое. Безысходность, ужас и осознание собственного бессилия начали буквально раздирать меня на клочки. Я не мог вымолвить ни слова. Тело отказалось служить мне. Голова бессильно упала на грудь. Пульс мелкими молоточками застучал по вискам, а в уши, словно сквозь вату, начали врываться вопли демонессы и кота.

— Помогите! Ахр-р-р… Тону! Мне нечем дышать! Хр-р-р… По-мо-ги-те! — верещала Девонна, перемежая крики с надсадными хрипами.

— Я буду главой прайда… Ты уже стар! Я не проиграю… нет! Второй раз не проиграю! Не-е-е-ет! — надрывался Аластар дрожащим голосом, чуть ли не переходящим на фальцет.

Вслушиваясь в их крики, я на какую-то микросекунду сумел вспомнить наставление демонессы и попробовал отрешиться от реальности. Но куда там… Человек не в силах справиться с извержением вулкана! Страх снова поглотил моё сознание. А Очкарик уже был в шаге от меня. Его клинок взвился ввысь, а потом, хищно блестя, понёсся к моему телу.

Неожиданно вспыхнул огнём шрам на моей груди. И я увидел туманную струйку, которая втягивалась в мою грудную клетку через шрам. Родилась же она в той чёрной слабо сияющей сфере, которую Очкарик поместил на одну из вершин пентаграммы.

Туман полностью впитался в моё тело, когда нож безумца уже был в паре ладоней от моей груди. Ещё секунда — и клинок по самую рукоять с хрустом войдёт в мою плоть. Однако произошло что-то странное. Я вместо того чтобы по самую маковку ухнуть в пучины ужаса ощутил неистовую злость. Чёрную, первобытную, какую-то звериную. Она к хренам собачьим сдула страх и напитала силой руки и ноги. Мои зубы оскалились, брови столкнулись над переносицей, а глаза пронзили тьму!

— Да пошёл ты на хрен, чмо болотное! — яростно бросил я застывшему Очкарику, который спустя мгновение мигнул и пропал вместе с цехом, сферой и пентаграммой.

В следующий миг я будто в утренних сумерках увидел большой пустой зал с колоннами и двумя каменными тронами, стоящими рядом друг с другом. На том, что оказался повыше, восседал иссохший старец. Ещё не призрак, но уже не человек, а какая-то нежить. Седая борода до пола, длинные завивающиеся ногти, обтянутый восковой кожей лысый череп с пятнами. Глаза запавшие, но сверкают, как два уголька. Зубы редкие, крупные. Щёки ввалились. Одет в пыльную хламиду с прорехами.

Маргот сморщенной лапкой держал лишённую плоти руку скелета в фате, который красовался на соседнем троне. Он сжимал её с невероятной, невыразимой нежностью, на которую способен только жених, держащий ладонь любимой перед алтарём. Я почувствовал это сердцем, а не увидел глазами. И эта мимолётная слабость едва не стала роковой. Страх снова налетел на меня, как бойцовский петух. Однако раздирающая мою душу злость повалила его на лопатки.

Я глухо заворчал и заметил краем глаза демонессу. Она корчилась на полу, стискивая руками своё горло. Из её рта вылетали хрипы, а язык вывалился. Аластар чуть в стороне от неё с рычанием скрёб когтями собственную грудную клетку. Шерсть окрасилась кровью, виднелась разорванная плоть.

А я, оказывается, пытался сам себя зарезать кинжалом. Он обнаружился в моей правой руке. Мои пальцы тотчас нервно разжались, словно в них покоилась ядовитая змея. А сам я метнулся к извивающейся Девонне и ловко вытащил из ножен меч-артефакт. Клинок красиво вспыхнул в темноте синим пламенем и больно ударил по глазам. Боевая часть меча оказалась выточена из единого куска почти