это совсем крупицы. Ведь, по подсчетам Светы, стоимость ее лечения достигала пятнадцати миллионов рублей.

Да, деньги совсем не главное. Главное, что почти два года постоянного кошмара позади. А дальше будет только хорошее. Всю осень я помогала Свете восстановиться. И наконец наступил декабрь.

Остро встал вопрос о моем переезде. Но была одна проблема. Из-за Светиной болезни я оказалась в огромных долгах. Все деньги, которые я зарабатывала выступлением на микрофоне и написанием сценариев, шли на их уплату. А Миша учился в институте и не работал. Так что съехать от Светы оказалось большой проблемой. К тому же у меня на руках еще были Пепега и Рэя.

Мы решили, что кошку Зигги Света оставит себе – они очень полюбили друг друга. Но остальные животные останутся со мной. Да, я не хотела изначально их заводить, но раз так уже получилось, теперь они мои.

Я хотела позвонить маме – объяснить ей и попросить жить в нашей квартире на Марата, которую снимал какой-то айтишник за тридцать тысяч рублей в месяц. Я решила, что жить там будет проще всего. Я буду платить маме эти деньги – такую сумму я потяну. Ведь это удобное место, привычное. И вообще, намного легче снять квартиру, если у тебя на руках животные, у мамы. Даже с заработков что-то будет оставаться, и я буду потихоньку расплачиваться с долгами. Мама в эмиграции, конечно, ей тоже нужны деньги, но ведь я буду ей платить.

* * *

Третьего декабря мы со Светой, а также Федя сидели вместе на кухне. Я долго крутила в руках телефон, не решаясь позвонить маме.

Надо сказать, мою маму Федя на дух не переносил, за годы нашей дружбы достаточно насмотревшись на то, что она творила со мной. И хоть до него долетало немногое и в четырнадцать лет я уже могла намного лучше постоять за себя, он застал и наши крики, и наши драки. Несколько раз он забирал меня от мамы к себе, чтобы мы в ссоре не убили друг друга. Федя всегда очень любил меня и злился, что моя мама так со мной поступает. Она легко доводила меня до слез, часто говорила грубые вещи. И я так же легко в ответ взрывалась на нее.

Но ведь сейчас мама в эмиграции, далеко от меня. А значит, и причин раздражаться у нее нет. Она обязательно мне поможет. Ведь она моя мама.

Я наконец решилась и позвонила маме. Та сразу взяла трубку.

– Мам. Привет. Слушай, такое дело. Я съезжаю от Светы, нам с Мишей где-то нужно жить. И я тут в долгах. Короче, можно я сниму у тебя нашу квартиру на Марата? Я буду платить столько же, сколько платит тот квартиросъемщик сейчас. Могу даже больше. Но не сильно, чтоб с долгами могла расплатиться. И я знаю, что за эту квартиру большие долги по коммуналке. Я их тоже все оплачу. Просто сейчас я не найду квартиру в центре с собакой и кошками и не потяну залог, – говорила я маме быстро и на одном дыхании.

Мне хотелось привести как можно больше аргументов, почему мне нужно жить на Марата, чтобы мама не отказала.

– Ой, Таня. Не знаю. Не уверена, мне неловко перед тем человеком, который у нас снимает. У нас же договор. А что? Вы ничего не нашли?

– Мам, мы пока не искали. Я хочу на Марата жить. Мы не найдем ничего хорошего в центре без залога. Я за все тебе заплачу, не переживай, – молила я.

Мне было обидно, что мама не согласилась сразу, но решила, что ей просто недостаточно причин для принятия решения в мою пользу.

– Ну, вы поищите что-нибудь еще, хорошо? Все, я не могу разговаривать. Давай. И у тебя собака. У меня же аллергия на животных, – раздраженно ответила мама.

Я знала, каким становится ее голос, когда я ей надоедаю. Сейчас он был именно таким.

– Так ты же в эмиграции.

– Ну а вдруг я когда-нибудь вернусь? Нет. Поищите еще. Слишком все резко для меня. Надо подумать. Все. Пока.

Я положила трубку. Слезы подступили к глазам. Федя рассердился:

– Ну, я так и знал, чего еще от нее ждать. Сука, ты даже предложила заплатить ей! Да пошла она! Мать года!

С этими словами он резко встал и пошел варить нам кофе. Внезапно Света заплакала.

– Ты чего? – удивилась я.

Света сквозь слезы ответила:

– Это нечестно. Моя дочь лежит в могиле. А у твоей мамы самая замечательная дочь, о которой можно только мечтать, а она тебя совсем не любит. Такая дура! Это так несправедливо. Я бы все на свете отдала бы за такую дочь.

Эти слова разорвали мое сердце на куски. Света никогда бы не сказала что-то плохое мне специально. Что значит «совсем не любит»? Неужели это правда? Я ответила:

– Конечно, она любит. Просто по-своему.

Но сама не верила в эти слова. Федя, стоя за плитой, подливал масла в огонь:

– Конечно любит! Я бы тоже любимую дочь даже за деньги в дом бы не пустил! В дом, в котором я не живу!

– Живи у меня, – сказала Света. – Одна или с Мишей. Сколько угодно. Я все сделаю для тебя! Ты мне как дочь! Отдашь все долги, встанешь на ноги. А пока за квартиру я буду платить!

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

Меня растрогали эти слова. Конечно, я хотела съехать от Светы. Но сейчас я могла от нее съехать только на улицу.

– Мне очень приятно. Спасибо, – пролепетала я.

– Вот. Потому что люди тебя любят, – громко произнес Федя. – Думаю, только Миша тебе дает столько любви за неделю, сколько мама не дала тебе за всю жизнь.

Я вспомнила, как пару дней назад переписывалась с Даней Поперечным. Я тогда посмеялась, что, скорее всего, останусь на улице. А он ответил: «Пока я жив, ты никогда не останешься на улице». А с Даней мы были знакомы куда меньше, чем с Федей. И даже он относился ко мне лучше, чем родная мать.

Слезы вдруг подступили к глазам. Я встала и пошла в ванную. Не хотела, чтобы Света их увидела. Я взяла телефон и написала маме:

«Я разрыдалась, мам. И я очень обижена. И Света, и Федя поддержали меня и сказали, что это ненормально. И конечно, мне обидно, что моя собственная мать ставит интересы посторонних людей выше моих. Любая адекватная мама сказала бы: “Зачем вам тратиться, если у нас есть жилье в Питере? Можете не снимать квартиру за 60–70 тысяч рублей в месяц с лабрадором и кошкой”.

Миша учится, я комик. Нам деньги не лишние, грубо говоря. Плюс всеми вместе потрачено более 15 000 000 ТОЛЬКО на Светину химию,