И пошёл её обожествлять. Задкову показалось, что эта усталая красавица с корзиной яблок под ногами не считает нужным приукрашивать лицо, потому что от природы она сама прелесть, сама себе необходима и достаточна, сама гармония и т. д. Её густые русые волосы, убранные под чёрный берет, лучшее тому подтверждение и самое убедительное доказательство непревзойдённости. Она сейчас спала, наверное, это чудо. Или делала вид, что спала, потому он не мог видеть ещё её глаз. Но это не важно. Все равно, он был уверен, её глаза – самые прекрасные глаза во вселенной.

Эти глаза вселенной Владимир увидел, когда она неожиданно встала, взяла свою корзину, посмотрела на него, сражённого действительно чудными серыми глазами, и, поправив на голове берет, пошла к выходу. «Ну вот и всё. А я еду дальше», – подумал он и вздохнул. Двери вагона распахнулись. Мечты Задкова прекратились. Она ступила ногой на станцию. И дно корзины отвалилось. Яблоки посыпались по платформе.

Владимир выскочил из захлопывающихся дверей и принялся помогать ей, собирая раскатившиеся во все стороны плоды.

– Я так и знала! Я так и знала! – шептала она, собирая свои дары природы.

– Ничего. Ничего страшного, – говорил Владимир, подвязывая дно корзины её оборвавшейся таки тряпичной лентой, – давайте я помогу вынести вашу корзину. Вам куда, на автобус?

Полина посмотрела на него с удивлением и некоторым беспокойством.

– Спасибо, я сама. Мне здесь недалеко. – Она обхватила корзину за дно обеими руками и, неуклюже кивая ему в знак благодарности, пошла к эскалатору.

Владимир повернулся в другую сторону, остановился возле станционной колонны и уже попытался было отвлечься, глядя на приближающийся поезд обратного направления, но не тут-то было.

Полина неожиданно для самой себя обернулась. Входящие на эскалатор люди то и дело задевали её, она явно мешала людскому неугомонному потоку. Дежурная прокричала в микрофон про какую-то женщину, мешающую работе эскалатора, кричала истерично, зная, что только так можно подействовать на пассажирку, а она, отойдя немного от бегущих ступеней, позвала одинокого незнакомца:

– Молодой человек!

Владимир и не думал оглядываться. Поезд подошёл. Двери распахнулись.

– Помогите же мне снова, молодой человек!

Владимир очнулся. Она стояла с корзиной в руках и ждала его. Он быстро вернулся к ней. Сердце его забилось в необъяснимом и волнительном предчувствии.

– Ну, что? Что у вас опять?! – спросил Задков, хватаясь рукой за дно корзины, искренне испугавшись, что яблоки снова разлетятся в разные стороны.

– Помогите мне… раз уж так получилось, – улыбнулась Полина. – Я вас отблагодарю.

– С удовольствием!

Оба взошли на эскалатор.

До её дома ехали почти молча, изредка перекидываясь только обыкновенными, будто бы ничего не значащими фразами. И лишь когда она открыла ему дверь и пригласила войти, Владимир остановился, поставил корзину на пол и произнёс:

– Нет, извините, ради бога. Я не пойду. Я бы рад, но не пойду.

– Вы чего-то боитесь, да? Не бойтесь. Я живу одна.

– Одна? – это обстоятельство его почему-то удивило. – Как, совсем одна?!

– Муж сбежал от меня четыре года назад. А мама, – Полина посмотрела ему в глаза и поняла, что можно и нужно это сказать ему сейчас, – мама умерла в прошлом году.

– Тогда, пожалуй, я войду?

– Конечно. Входите.

Вошли в квартиру. Полина закрыла дверь.

– Вы вашу куртку вешайте сюда, а тапочки вам я сейчас принесу.

Владимир разделся и сунул ноги в принесённые Полиной тапочки.

– Чай будете пить?

– Хорошо бы… Горяченького. На улице такая знобота.

– Проходите на кухню. Садитесь. Я сейчас.

Владимир присел на маленькой кухне за стол. Глянул в тёмное окно, за которым подъезжал к остановке наполненный пассажирами светящийся троллейбус, и передёрнул плечами. За все восемь лет в Москве он, конечно, не впервые в гостях у одинокой молодой женщины в одинокой, как следует понимать из сказанного, квартире, но, к величайшему своему стыду, который он испытывал сейчас за свои вагонные мысли по поводу неё, примешивалось ещё и то, что он совсем не готов был нанести визит к своей мимолётной фантазии.

Полина вошла в кухню, наполнила чайник водой из-под крана, который всё время до её прихода подтекал мелкими шумными каплями, и вдруг замерла.

– У меня же нет хлеба! Господи, я забыла купить хлеба!..

Владимир взглянул на неё, соображая, что же сейчас будет, испугался вдруг, что именно она, это чудо, будет сгорать теперь со стыда, что ей надо будет теперь идти в магазин, а гостя придётся или оставлять здесь, или тащить туда с собой, и сразу нашёлся:

– Я сейчас сбегаю… Я сбегаю!

Он вскочил, побежал в коридор, стал переобуваться.

– А деньги-то. Возьмите деньги!

– У меня есть! – хлопнул дверью и полетел вниз по ступенькам с третьего этажа. Выскочил на улицу. У первых попавшихся спросил:

– Ребята, а где здесь булочная?

– Вон там, за второй высоткой.

– Спасибо! Большое спасибо!

Он бежал через какие-то улицы, дворики, детские площадки к булочной. Наконец нашёл. На пять тысяч рублей взял два батона белого хлеба и половинку чёрного, вышел вновь на улицу и испугался…

Владимир забыл дорогу обратно.

Он долго потом ходил, искал её дом, пытался что-то сравнивать, как-то повторять дорогу. Но всё было бесполезно.

Уже за полночь, усталый, отчаявшийся, сетуя только на самого себя, присел на троллейбусной остановке и неожиданно для себя тихо заплакал.

В асфальтовые лужи снова заморосил холодный осенний дождь. Сиротливые батоны и половинка чёрного в прозрачном полиэтиленовом пакете лежали рядом на скамейке. Мимо проехала патрульная милицейская иномарка, слегка притормозила напротив него, секунды медленно ползла вдоль тротуара, но почему-то не остановилась и умчалась в конец улицы.

Владимир поднялся со скамьи. Теперь надо было идти куда-нибудь. Дожить до утра. Стекляшка остановки совсем ведь не согревала, а последний троллейбус давно ушёл. Он ступил на тротуар и, опустив ещё ниже мокрую от дождя голову, тихо отправился прочь.

Позади послышались шаги.

– Эй! Постойте! – зазвучал волнующийся женский голос.

Владимир решил не оглядываться.

– Эй!! Погодите!

Он все же оглянулся и увидел Полину. Она с зонтом в руках стояла у остановки и смотрела на него испуганно, чуть не плача.

– Где же вы пропадали? Я только сейчас заметила вас, когда вы вышли из-за остановки…

– Я не мог найти дороги к вам. Я её не запомнил, когда шёл обратно. И заблудился.