Я выпустил клапан давления, и вся моя команда освежилась и была готова вместе со мной прорабатывать детали. Подобно будущим грабителям банков, мастерам маскировки, возвращающимся в отделение изо дня в день, чтобы впитать в себя планировку, задокументировать ритмы работы персонала и разработать непревзойденный план атаки, мы должны были из первых рук узнать о следующих 135 милях, чтобы в 2020 году я был готов взорвать их к чертовой матери.

Когда я снова начал заниматься, первые десять минут я шел пешком. Походка у меня была никудышная. Легкие тоже, но когда я увидел свой первый налобный фонарь, я почувствовал небольшую искру. После этого я начал понемногу увеличивать нагрузку. Мой темп увеличился, и во мне вновь проснулось соревновательное начало. Мне удалось обойти два десятка человек, прежде чем я попал на станцию помощи на 140-й миле.

Следующей в роли пейсмейкера была Киш, и ей было очень весело. Мы бегаем вместе уже много лет, но впервые она смогла проверить меня на длинном отрезке, и это показалось ей слишком легким. Если честно, местность была ровной и гладкой, но она тоже не спала. Все это время она была начальником экипажа, но бежала так, будто выспалась. К тому времени я пробежал 157 миль (считая пробег вне трассы) и был глубоко в травмоопасном месте, а она проверяла свой телефон, собирала записи и следила за командой. Всякий раз, когда я останавливался, чтобы пройтись, она всегда убегала немного вперед, чтобы подождать меня. Она не пыталась задеть меня, но я воспринял это как вызов и смог ускорить темп, чтобы обогнать несколько десятков бегунов. Некоторые из них шли пешком, другие спали на тропе или на пунктах помощи, не торопясь, зная, что у них есть еще три дня на прохождение дистанции. Единственным человеком, за которым я не мог угнаться, был Киш, и это единственное, что меня волновало! К тому времени, как мы добрались до пункта помощи Rd 46 на 167-й миле, я снова вошел в первую десятку.

Но сейчас было не время для восторгов, потому что проблемы с легкими все еще оставались. Неважно, бегала я или ходила, стояла или сидела, я не могла сделать полный вдох. Я также замерзала, что было признаком того, что моя щитовидная железа, возможно, не успела полностью восстановиться. Я чувствовала себя ужасно, но я перенесла проблемы с щитовидной железой и бегала по ночам уже вторую ночь подряд. Боли и дискомфорта следовало ожидать.

На этом пункте было больше киосков с едой, и я наелся до отвала. Когда я уходил - на несколько минут раньше моего пейсера, который все еще собирал вещи и не был готов к старту, - я подумал, не съел ли я слишком много, потому что в груди у меня было чертовски тесно. Может, у меня проблемы с пищеварением? Я не мог сказать наверняка, поэтому продолжил поиск неисправностей. На спине у меня был полностью нагруженный рюкзак, который был достаточно тяжелым, чтобы грудной ремень был очень тугим. Может быть, именно это мешало моим легким полностью раскрыться? Я ослабил ремень и почувствовал себя еще хуже.

Хотя однажды я уже заезжал дальше, чем сейчас, но это было в 2007 году и на ровной одномильной трассе. Я никогда не заходил так далеко по такой местности и в таких условиях, но я много раз доводил себя до предела и никогда не чувствовал ничего подобного. Может быть, это серповидно-клеточный криз? Если да, то у меня никогда не было такого серьезного заболевания. Я не мог точно определить проблему, но к тому моменту, когда мой пейсмейкер поймал меня, я почувствовал, что что-то не так.

Я рассказал ему все, и, слушая свою грустную историю, я не мог не думать обо всех этих стервозных нытиках, с которыми я сталкивался на протяжении многих лет и которые приводили все оправдания в мире, почему они не могут закончить то, что начали. Подавляющее большинство из них просто искали выход, который позволил бы им не опускать голову, как я, когда уходил из "Параспасателей". Я мысленно записал всех этих ублюдков, запомнил сценарии, в которые они попадали, и держал их в своем мозгу. И вот я звучал точно так же, как они.

Будь то семимильная пробежка или пробег на 240 миль, все мы знаем, каково это - торговаться с самим собой, чтобы не делать того, о чем мы говорили. Мы говорим, что переутомились, перегружены или просто не в себе. Я никогда не поддаюсь на это, потому что знаю, что есть много людей, у которых нет такого выбора. Они вообще не могут бегать и чертовски хотели бы этого.

В то же время я понимал, что мне не просто не по себе. Я был в полной заднице! Но участие в Moab 240 было моим выбором. Остаться в гонке было моим выбором, и это было благословение, что у меня был такой выбор. Так что, как и всегда, я держался изо всех сил. И когда тропа пролегала через фермерские угодья и устремлялась в небо, к горам, которые весь день казались нарисованными на далеком горизонте, я напомнил себе, почему я хотел быть там. Ради этой секунды славы - самого большого кайфа всех времен, который настигает и исчезает, как молния, но только если ты найдешь способ проплыть через всю боль, преодолеть все препятствия и пересечь финишную черту.

За следующие тринадцать миль мы набрали 3 500 футов высоты, и мой темп резко снизился. Частично это было связано с уклоном, но бывало и так, что на тропе было плохо. На некоторых участках тропа была покрыта сланцем, осколками булыжников и валунами. Она была нестабильной, как дерьмо, поэтому я не спешил. И после десяти миль я начал чувствовать себя немного лучше. Я не чувствовал себя великолепно, но мое состояние улучшилось, а мой пейсер, который тщательно изучил прошлые выступления, чтобы определить, насколько сильно я должен давить на каждом участке, сказал, что мы проходим этот отрезок в быстром темпе. Это вселило в меня надежду, когда тропа вошла в альпийский лес на высоте чуть менее девяти тысяч футов и в сумерках мы добрались до пункта помощи в Поул-Каньоне, где волонтер жарил пушистые блинчики и раздавал их всем желающим. Моя команда уже ждала меня с пачкой сиропа и новостями о гонке. Я поднялся на восьмое место.

Даже если мои проблемы связаны с пищеварением, а я не был до конца уверен