— Вам и это известно, — несколько удивился Канарский. — Да, мы познакомились с Катенькой именно там. Не девушка, чистый ангел.

— Этот чистый ангел, господин Канарский, причастен к убийству, — строго сказал Антон. — И на монетах, что она вам предлагала, кровь.

— Убийство?! — Канарский мгновенно переменился в лице. — Нет, не может быть. Катенька не могла. Разве что тот, второй…

— Второй?! Вы его видели?

— Нет, — Канарский покачал головой. — Мы общались с ним только через интернет и дважды по телефону. Это он нашёл меня в Финляндии. Он торговался, предлагал варианты сделки, оплаты. Катя была у него на побегушках.

— Где сейчас девушка?

Прежде чем ответить, Канарский извлёк из нагрудного кармашка серебряный брегет и отщёлкнул крышку.

— Уже час как в Хельсинки, — со вздохом сказал он. — Если бы я знал, капитан, что монеты идут по мокрому, никогда бы не взялся за это дело.

Антон кивнул. Из досье Канарского следовало, что тот сторонник гуманных форм мошенничества и контрабанды.

— Так я могу покинуть берег отечества? — с беспокойством спросил Канарский.

— Да, — твёрдо сказал Антон, возвращая свёрток с бутылкой. — Счастливого пути, гражданин Мякинен. И постарайтесь подольше не приезжать на родину.

Канарский с поклоном принял свёрток и, кивнув обомлевшему лейтенанту, направился к окну регистрации.

— Кэп, — тоскливо воскликнул Болтухин. — Он же уходит!

— Пусть катится, — вздохнул Антон. — Всё равно предъявить нечего. Облапошили нас, лейтенант. Как школьников облапошили.

— Да как же это, Антон Васильевич?! — едва не плача, произнёс лейтенант. — Что я ребятам скажу?! Они трое суток чухонца этого днём и ночью…

— Ребятам своим командуй отбой, — устало произнёс Антон. — Пусть едут по домам и отсыпаются. А нам с тобой надо ещё похлопотать о твоей командировке. Не передумал съездить в Тулу за пряниками?

Лейтенант мрачно покачал головой.

То, что произошло на таможне, было поражением, катастрофой. Но происшедшее лишь утвердило Антона в его нелепой и навязчивой версии, которую он никак не хотел принимать. Впрочем, стоило дождаться информации, которую обещал раздобыть Болтухин. Антон ждал её и боялся. Боялся, что упрямые факты сложатся наконец в законченный пазл, и придётся сделать тот единственно верный вывод, которого он делать так не хотел.

Болтухин не подвёл и поздно вечером позвонил Антону, сообщив то, что тот так не хотел услышать. Неумолимое кольцо фактов начинало смыкаться вокруг человека, которого Антон упорно не желал видеть ни убийцей, ни похитителем клада. Настроение капитана Кречетова окончательно испортилось. Он заказал в номер графинчик водки с закуской и выключил телефон.

Напиться. Напиться и пусть всё летит к чёрту! Завтра домой. С разбитой рожей и поджатым хвостом. Домой! Да, давно, Антон Васильевич, вы не получали по сусалам. Возгордились, капитан. А то как же, двенадцать раскрытых дел, четыре с особо тяжкими и не одного «глухаря». И вот, на тебе, мордой да об асфальт.

Антон схватил со стола вазу с засохшим букетиком и швырнул в стену. Не полегчало. В дверь постучали. В номер, толкая впереди себя никелированную тележку, испуганно озираясь, вошла симпатичная горничная.

— У вас всё в порядке? — тихо спросила она и вздрогнула, увидев мокрое пятно на обоях и стеклянные черепки на полу.

— Да, всё в полном порядке, — мрачно заверил Антон. — День был, знаете ли, нелёгкий.

Горничная торопливо выставила заказ на столик.

— Я сейчас вернусь, приберу, — сказала она, спеша исчезнуть из номера.

«Нажалуется, дурёха, — тоскливо подумал Антон. — Да и чёрт с ней, пусть жалуется».

Он вынул хрустальную пробку из графина и плеснул в принесённую пузатую рюмочку прохладной водки. Выпил зло, без всяких тостов и пожеланий, схватив с тарелки с закуской скользкую маслину.

«Шалишь, — сам себе сказал Антон, — капитана Кречетова не так просто определить в лузеры. Мы ещё, господин хороший, поглядим, кто кого».

Он плеснул себе ещё водки, но выпить не успел. Вернулась горничная с веником и совочком. Она сделала нервный книксен и направилась убирать осколки.

— Как тебя зовут? — спросил Антон, разглядывая её изящно изогнутую фигуру.

— Марина, — отозвалась горничная, шаркая веником.

— Выпей со мной, Марина, — сказал Антон с чувством и поискал глазами вторую рюмку.

— Нам не положено, — ответила горничная, распрямляясь и держа перед собой совок с осколками и цветочными стеблями. Прядка каштановых волос выскользнула из-под её чепца.

— Нужно иногда нарушать правила, — вздохнул Антон.

Горничная Марина неуверенно улыбнулась и направилась к выходу, но Антон, повинуясь какому-то отчаянному и не вполне ещё понятному порыву, остановил её, поймав за руку. Горничная замерла и обернулась к нему.

— Нам не положено, — едва слышно повторила она.

Антон шагнул к ней, глядя в растерянное лицо, в карие глаза, исполненные смятения. Он хотел что-то сказать, что-то важное и совершенно нелепое для такого мгновения, но, вместо этого привлёк девушку к себе и стал целовать её в губы, в лоб, в шею, жадно вдыхая запах её волос, кожи, ощущая нервный трепет её тела.

Веник и совок выскользнули из рук горничной и с дребезжащим звуком упали на пол. Девушка покачнулась, но в тот же миг с неожиданной силой обхватила шею Антона. Её губы прошептали что-то неразборчивое. Антон понял лишь единственное слово: «дверь». Он подхватил девушку на руки и отнёс к кровати. Её тело показалось Антону совсем лёгким, оно вздрагивало от каждого его шага, каждого движения. Антон бережно опустил девушку на одеяло. Глаза её были плотно закрыты, губы сделались влажными и вздрагивали в неслышном шёпоте. Край узкой юбки соскользнул с приподнятых коленей, обнажая красивые смуглые ноги. Антон наклонился, поцеловал тёплое гладкое колено и, упруго выпрямившись, отправился запирать дверь…

Лейтенант Болтухин заявился в номер Антона, когда сквозь шторы уже весело сквозило утреннее солнце, сменившее бледную немочь белой ночи.

— Ого, кэп, вы тут в одного погуляли, — воскликнул лейтенант, должно быть, увидев на столике графин водки и закуску. — Не дождались, стало быть, боевого товарища.

Антон едва разлепил тяжёлые глаза и первым делом глянул на соседнюю подушку. Горничной Марины рядом не оказалось. На измятой наволочке осталось лишь одинокое свидетельство этой безумной ночи — длинный каштановый волосок.

Он сел на кровати, выискивая глазами разбросанную ночью одежду. Однако и рубашка, и брюки были непостижимым образом аккуратно устроены на вешалке.

«Ай да Марина!» — улыбнулся Антон. Перед его глазами промелькнуло запрокинутое, мечущееся по подушке лицо девушки, её раскрытые в беззвучном крике губы, маленькие смуглые груди, вздрагивающие при каждом порыве страсти…