из самых дальних родников —

я для тебя на все готов!

Поверь, Итрун! Мне эти дети

дороже всех даров на свете!»

«О, Аотру! Вчера во сне

желание явилось мне

испить воды хотя б глоток

и оленины съесть кусок,

но тот родник скрывает тень,

и в неземном лесу олень.

Проснулась я, но, как назло,

желанье это не прошло.

Все ж почитая и любя,

боюсь я отпускать тебя!»

В земле Бретонской поутру

шумят деревья на ветру,

в земле Бретонской лес густой —

там бурелом и сухостой,

и никогда там не звучит

ни лай собак, ни стук копыт,

и ни охотник, ни стрелок

там не трубит победно в рог.

Взял флягу лорд и взял свое

в три сажени длиной копье,

взял рог и ясеневый лук —

и несся дробный перестук,

и звезды белого огня

из-под копыт его коня

летели. В Бросельяндский лес,

держа копье наперевес,

лорд въехал в тишине звенящей.

Непуганные звери чащи

услышали, как ветерок

донес до них далекий рог.

Внезапно в никнущем тумане

лорд увидал бок белой лани —

среди листвы была она

таинственно освещена.

Как только он за ней погнался,

зловещий смех в лесу раздался,

но лорд был слишком увлечен,

за ланью устремился он

и за водой, которой нет

в ключах, что добрый пили свет.

Пустив коня под сень древес,

лорд углубился в темный лес;

стучать копыта стали тише;

над головой подобьем крыши

сомкнулись ветви, без прорех —

и громче становился смех.

Клонилось солнце. Тишина

кругом стояла, как стена.

И лань исчезла в темной чаще.

Мрачны деревья и молчащи,

корявы корни, слепы очи

в лесу глухом в преддверьи ночи.

Увидел лорд в пещеру вход —

пред ним источник феи бьет,

откуда чистая вода

бежит, сверкая, как слюда.

Чтоб остудить погони пыл,

водою лорд лицо омыл

и фею увидал — она,

прекрасна ликом и юна,

в накидке серебристо-серой

сидела пред своей пещерой;

была рука ее бела —

она манила и звала.

Чесала гребнем золотым

та фея волосы пред ним —

и локоны ее, длинны,

при свете ледяном луны

спадали: так же из ключа

сбегают сонмы струй журча.

Он голос феи услыхал —

как будто эхо среди скал

времен далеких, стародавних,

когда никто не жег огня в них

и леса не рубил топор

на пышных склонах юных гор.

Студен тот голос был и льдист —

как будто ветра с моря свист,

но сладки были ее речи:

«О, Аотру! Я рада встрече!

Позволь тебе задать вопрос —

что ты в награду мне принес?

Ведь ты пришел в мои края,

чтоб заплатить, надеюсь я?»

«Ты кто? Тебя не знаю я!

Зачем пещера мне твоя?

Нет, не искал я Корригану!

Тут, не иначе, быть обману!»

«Меня ты разве не узнал?

Иль не мое ты зелье брал?

Пришла пора, теперь плати —

живым иначе не уйти!

Любовью плату я возьму!

А ночи сладки здесь тому,

кто, позабыв дорогу к дому,

вкушает колдовскую дрему!»

«О нет! Есть у меня жена —

с детьми сейчас лежит она

на ложе нашем. Видно, зла

была та лань, что завела

меня сюда помимо воли!

И нечего сказать мне боле».

Но холодно взглянув на лорда,

ему сказала фея твердо:

«Забудь жену! Забудь любовь!

Сегодня женишься ты вновь —

на мне! Иль не уйдешь отсюда —

и камнем быть тебе, покуда

подле холодного ключа,

во тьме, без светлого луча,

истаяв, весь не изойдешь

и мхом зеленым порастешь».

«О, фея темени и хлада,

грозить мне попусту не надо!

Я возвращусь домой — туда,

где радостно журчит вода,

животворяща и чиста

Пресветлым Именем Христа!»

«Но только знай, что без меня

жив будешь ты всего три дня».

«Тебе ли назначать мне срок?

Его отмерит только Бог,

и знает Он, когда меня

прибрать — под старость иль в три дня».

В земле Бретонской небеса

прозрачны — и темны леса;

в земле Бретонской поутру

шумят деревья на ветру,

но иногда разносит он

над морем колокольный звон.

Без троп, во тьме, по бурелому

из лесу лорд стремился к дому

и наконец к опушке вышел —

и дальний колокол услышал;

уже под ним его земля,

его угодья и поля —

охотник к замку доскакал

и у ворот без сил упал.

«Постель стелите, — молвил он. —

Скорей! Меня с ног валит сон.

Кровь стынет в жилах, — знать, таят

они какой-то страшный яд.

Меня неведомая сила

кругами по лесу водила

всю ночь...» Снесли его на ложе —

и тяжкий сон, мученья множа,

его объял: по тропам темным

лорд брел один в лесу огромном,

и ветер выл издалека,

гоня над морем облака;

и прямо перед ним плыло

лицо, смеющееся зло:

«Вот наши и сошлись пути —

теперь пора! Теперь плати!»

И Корригану в дымке серой

увидел лорд перед пещерой:

сидела у ключа старуха

и что-то напевала глухо,

и космы сизые, как дым,

чесала гребнем костяным;

в другой руке ее сияло

на дне граненого фиала

то зелье, что она ему

дала, призвав на помощь тьму.

Лорд к вечеру очнулся: «Звон...

Я слышу звон, — промолвил он. —

И пенье слышу при луне...

Но говорить о том жене