— Я её не выгонял. Она сама решила уйти. Пусть уж лучше так, чем очередной побег из ЗАГСа.

Я и правда так считал, но всё нутро этому противилось. Потому что сдался. Впервые в жизни спасовал. Отдал свою Ляльку её чокнутому папашке и теперь изводил себя, задыхался, словно с ней ушёл и весь кислород.

— Но ты же любишь её, Ром. Любишь и маешься. Неделю уже одним бухлом завтракаешь. Дела все на меня свалил и упиваешься своим горем, как семиклассница. Где, кстати, твоя Джульетта? Вернулась в дом Капулетти?

— То, чем я занимаюсь не твоё дело. А Джульетта да… К папаше вернулась. Мне назло. Забрала вещи и хлопнула перед носом дверью, — и взгляд ещё, которым наградила меня… До разрыва аорты.

Тимур задумчиво кивнул.

— Так тебе и надо, придурок.

— Спасибо, друг, — усмехнулся ему невесело и, махнув порцию коньяка, понял, что не лезет больше. Да и толку нет никакого. Алкоголь не лечит такие раны. Даже боль не утоляет.

— Всегда пожалуйста.

*****

— Доченька, ты спишь? — мама вошла в комнату, прикрыла за собой дверь, а я закрыла глаза, имитируя глубокий сон. — Я там завтрак приготовила… Твоя любимая яичница и блинчики. И бекон ещё поджарила. Ждём с папой тебя… И прекрати уже притворяться, что спишь. Ты с детства не умеешь это делать, — мягко коснулась моей руки, погладила. — Ну же, малышка. Мне больно видеть тебя такой. Сколько дней прошло, а ты всё лежишь, никуда не выходишь. Исхудала вся… Я очень хорошо тебя понимаю. Ты скучаешь по своему Роме, но нельзя же так себя изводить.

Тут я не удержалась, фыркнула. Открыла глаза и села на кровати.

— Серьёзно, мам? Понимаешь меня, да? Может и папа понимает?

Она вздохнула, присела рядом.

— Папа тебе не враг, Лиль. Он очень тебя любит, просто редко это показывает… Ну такой он у нас, что же поделать. А я между вами, как меж двух огней разрываюсь. И не знаю, что делать. Может подскажешь мне? Научишь свою глупую мать? — улыбнулась ласково, но мне не стало теплее. Наоборот, внутри поднялась волна противоречия и непонимания.

Разве от любви делают то, что делает отец? Разве нормально это, портить жизнь своему ребёнку?

— Ты сама-то веришь своим словам, мам? Он сделал всё для того, чтобы стать мне врагом. Он лишил меня счастья, разлучив с Ромой. Именно папа довёл нас до расставания. И не говори мне, что разрываешься между нами. Потому что это не правда. Ты всегда на его стороне, а на меня вам наплевать. Спасибо за предложение, но я, пожалуй, поем в своей комнате, — отвернулась к стене, а мама тяжело вздохнула.

— Мы любим тебя, доченька. Да, иногда делаем что-то не так, но любим. Из-за любви к тебе совершаем ошибки. Прости нас…

— Значит так! — дверь резко распахнулась, ударилась о стену. Отец. — Всем за стол! По комнатам никто есть не будет! — и что-то ворча себе под нос, удалился. Замечательно. Он теперь ещё и подслушивает под дверью.

А я встала, накинула халат и назло всем пошла к столу нечесаная и неумытая, прекрасно зная, как от этого будет беситься отец. И пусть. Не мне одной пусть будет плохо до слёз. Чтобы обо всех своих чёрных делишках пожалел. Раз сто.

О Роме старалась не думать. Слишком больно. Я понимала его обиды и недоверие. Знала, что он чувствовал, когда остался в ЗАГСе один. Но всё равно чувствовала себя преданной. Как зверушка, которая перестала развлекать хозяина и он выбросил её на улицу.

С тоской ковырялась в тарелке, не могла проглотить ни кусочка. Там уже неделю комок какой-то стоит и не даёт дышать. Я упорно сдерживаю рыдания, что рвутся из меня, раздирают на части и делаю вид, что всё хорошо. Но все понимают, что это не так. И я сама не чувствую себя прежней. Совсем. Как пустая оболочка.

— Почему не ешь, Лиль? Невкусно? Попробуй блинчики. Как ты любишь с творогом. Ну же, малышка, — мама ободряюще мне улыбнулась, а отец отложил вилку, строго посмотрел.

— Хватит с ней сюсюкать! Не маленькая уже! Не видишь что ли, беременная она! Этот щенок паршивый ребёнка ей заделал и нам привёз, няньчите, мол!

— Жора! — мама возмущённо выдохнула, подвинула мне блины. — Наша Лиля не такая, — а сама в глаза мне заглядывает, словно пытается прочесть по ним.

— Я не беременна. И Рома не паршивый щенок. Он мужчина. Настоящий. Да будет вам известно, он и пальцем меня не трогал. Никогда, — процедила сквозь зубы, глядя прямо отцу в глаза. — Да и если бы даже было по-другому, тебе ли, папа, осуждать его? Мама вон Свету родила ещё до свадьбы.

Его передёрнуло, а взгляд тут же потемнел. Ах, да… Мы ведь не говорим о ней. Никогда.

— Лиля… — мамина рука дрогнула и чай, который она наливала в чашку, пролился на белоснежную скатерть, образуя грязное, некрасивое пятно.

— Что, мама? Почему вы так себя ведёте? Почему никогда не говорите о моей сестре? Почему запрещаете мне говорить о ней? Между прочим, она единственная меня любила в этом доме, а после её…

— Замолчи! — заорал вдруг папа, опустив на стол кулак. Зазвенела посуда, а мама охнула и закрыла лицо руками.

Я сделала ей больно, знаю. Даже представить страшно, что она тогда пережила. Но в чём моя вина? Разве я не была послушной дочерью? Разве расстраивала их осознанно? Нет, никогда. Я всегда пыталась угодить своим родителям. Заменить им сестру. Да, наверное получалось у меня плохо, но ведь я старалась.

— Почему я должна молчать? Чтобы не напомнить тебе случайно, что Света погибла из-за вас? — что-то упало. Чайная ложка из маминой руки. — Это вы упустили её. Вы были слишком заняты, чтобы поинтересоваться, чем занимаются ваши дети. Папа строил свою карьеру, а мама заглядывала в рот папе. А Светка в это время принимала наркотики. Я была ещё слишком маленькой, чтобы понять, что с ней что-то не то. Но вы! Вы же должны были заметить! А теперь поздно! Её нет уже давно! А вы теряете меня! Слышите? Папа? Мама? Вы видите, что мы уже чужие?

Отец с мамой замолчали, уставились в свои тарелки и мне показалось, даже постарели за это мгновение. Сердце сжалось от боли и я прикусила губу. Не следовало этого говорить. Я ведь молчала столько лет…

— Простите. Я не голодна, — поднялась со стула и, сбегая от давящей на мозг тишины, хлопнула дверью.

Никогда не думала, что в доме родителей, там, где началась моя жизнь, буду чувствовать себя неуютно, даже плохо. Хотелось уйти. Просто взять и исчезнуть отсюда. Подальше от них, людей, которым моя жизнь безразлична. Они до сих пор барахтаются в своей боли, наплевав на меня. Им так проще. Обвинять во всём вселенскую несправедливость и не замечать собственных ошибок.

Безумно хотелось увидеть Рому. Хотя бы издалека. Просто знать, что с ним всё в порядке… Достала мобильник и, открыв телефонную книгу, долго смотрела на его номер. Занесла палец, чтобы нажать на вызов, но в этот момент на экране появилась довольная моська Тимура. Сердце подпрыгнуло аж до горла. Это Рома… Ромка его попросил узнать, как у меня дела! По крайней мере, очень хотелось на это надеяться…