речь о том, что у него имеется свой расчет. Послушай, чего он мне наговорил…

Рыжий выслушал меня, потом кивнул:

– Все совпадает с его откровениями там, на постоялом дворе. Надо же, на что замахнулся, принцессу ему подавай с троном вместе! Ты ему верно сказала: захотел бы, давно собрал верных людей, пришиб Рикардо да вызволил тебя. А так – чужими руками жар загребать – любой дурак может.

– Что с ним делать-то? – удрученно спросила я. – Убить… жалко, он ведь, мне показалось, сам верит в то, что говорит. С собой брать – хуже не придумаешь! И узнать его могут, и сам он проговорится… Может, оставим у контрабандистов? Уж не сбежит он от них, как полагаешь?

– Присмотрят, чтобы никуда не подевался, – улыбнулся Рыжий и тут же скривился – давал о себе знать рубец наполовину лица.

– Руки! – тут же приказала я и схватила его за запястье. – Связывать тебя, что ли, чтобы не трогал? Скоро подживет, что ты, как маленький, все расковырять норовишь? Будто никогда не ранился всерьез…

– Было дело, но я тогда валялся в горячке и бредил, – тяжело вздохнул он. – Не помню, пытался я что-то сделать или нет. Говорили, вроде бы я болтал без умолку и звал кого-то, но, когда я очнулся, уже ничего не помнил.

– Ясно. Ты волосы-то красить когда будешь? Сейчас или уже на корабле?

– Попробовать надо сразу, – серьезно сказал Рыжий и полез по карманам. – Потому как ореховый сок – это хорошо, но есть средства и получше. Только удостовериться надо, что я от них не позеленею… Вот, нашли мне краску. Говорят, должен получиться черный цвет, но что-то меня сомнение гложет…

– Так выкраси пару прядей и посмотри, не полиняют ли, – пожала я плечами.

– Не поможешь, хозяйка? – улыбнулся он, и я со вздохом взяла у него флакон. – Сказали, надо взболтать и намазать как следует, через пару часов схватится, да только без зеркала неудобно! Надо ж до самых корней извозюкать, а я себя-то не вижу…

Краска схватилась замечательно – у меня на пальцах. Я оттирала их мылом, нашедшимся у рачительной Медды, песком, но тщетно, бурые пятна не отмывались. А вот шевелюра Рыжего как сверкала на солнце ослепительным огнем, так и продолжала, смылась краска, будто не было ее, стоило мокрой рукой по волосам провести!

– Остается ореховый сок, – серьезно сказал он, поглядев на свое отражение в какой-то луже, и отрядил Яна за теми самыми орехами. Увы, нашел тот всего десятка два, а этого не хватило бы даже на одну прядь!

– У шонгори женщины какой-то травой волосы красят, – вспомнил Клешнявый. – К нам ее тоже возили, в веселые дома, я точно знаю. Она разная бывает – для красного цвета и черного. Наверно, добыть ее не сложно, уж наши-то парни раздобудут хоть маленько…

– Да, только на это и надеюсь, иначе придется бриться налысо, – удрученно вздохнул Рыжий. – Вот ведь угораздило таким уродиться, не спрячешься! Да еще всякий норовит сказать, мол, Создатель шельму метит, ну и…

– Рыжий да красный – человек опасный, – подхватила Медда. – Это уж точно.

– Ну что ж я могу поделать, чем предки наградили, тем и богат, – фыркнул он, встряхнув пламенеющими на солнце вихрами. – Могли бы и серебром одарить, и золотом, да видишь, медяшка досталась!

– Девке бы такие волосы – отбою б от парней не было, – вздохнул Клешнявый.

– Это смотря где, – ответил Деррик. – В иных краях таких ведьмами считают.

– Ну и дурни. Рыжие девицы – самые озорные, – серьезно сказал тот. – Чернявые, может, и погорячее, но вот по части выдумки рыжие куда способнее! А белобрысые – вовсе ни рыба ни мясо, не знаю, что это господам они так нравятся…

– Лежат спокойно и не трепыхаются, – хмыкнул Ян. – И из себя они обычно или тоненькие, навроде тростиночек, или, наоборот, есть за что подержаться…

Тут он изобразил руками обводы солидной дамской фигуры, и мужчины восторженно причмокнули. Только Маррис отвернулся, явно негодуя, а Рыжий фыркнул в рукав.

– Ладно, если той травы не добудем, побреюсь, – пообещал он. – Волосы не голова, отрастут, а под тюрбаном не видно.

– Парик купи, – посоветовала я. – Или вон у коня полхвоста отрежь, будут тебе кудри.

– Нет уж, обойдусь, – проворчал Рыжий, а я вдруг подумала, что волосы у него густые и жесткие, именно как лошадиная грива. – Хватит уж насмехаться! Завтра на месте будем…

Этой ночью мне снова не спалось, и я разглядывала звездное небо, когда его вдруг закрыла тень.

– Госпожа, – шепнул Маррис, – вы не спите, я вижу… Позвольте сказать вам два слова!

– Говори, – вздохнула я и опустила руку на топорище.

– Вы в самом деле верите этим людям? И готовы отправиться с ними к… пиратам, верно я понял?

– Это намного больше двух слов, – ответила я. – Но да, доверяю и готова.

– Еще не поздно повернуть назад, госпожа, – серьезно произнес он. – Я ведь говорил, мое поместье рядом.

– А Ян сказал тебе: она не про твою честь, – прозвучал рядом голос Рыжего, и сам он будто соткался из темноты, видно, обходил лагерь дозором. – Я же повторю, юный дворянин: эта госпожа вольна сама выбирать дорогу и спутников себе по нраву. И не лезь к ней, у нее ведь топор под рукой!

– Это верно, – усмехнулась я. – С такого расстояния не промахнусь.

– Помнится, мне ты обещала раскроить голову с десяти шагов, – напомнил бродяга и негромко засмеялся, а потом добавил: – Я посижу подле тебя, хозяйка, чтобы никто больше не потревожил.

– Сиди, – разрешила я и устроилась поудобнее, чтобы видеть освещенный отблесками костра резкий профиль Рыжего.

– Мне кажется, – проговорил вдруг Маррис, – мне кажется… командир, ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь!

– Это с чего вдруг ты так решил? – удивился тот, повернувшись немного.

– Я слышал, как Ян сказал: о тебе никогда не слыхали в этих краях.

– И что с того? О тебе тоже много где не слыхали.

– Ты даже имени своего не называешь!

– Не привык им бросаться, – фыркнул Рыжий. – Как Клешнявого матушка нарекла, ты тоже не знаешь, однако это тебя почему-то не удивляет. Да и тебя вовсе не Эйнаваром зовут, если уж на то пошло.

– Это другое, – нахмурился Маррис. – Имя для всех и домашнее… Уверен, если Клешнявого спросить, он общее-то скажет!

– Спроси. А я послушаю: аж интересно стало, что он тебе ответит и к какой русалочьей матери пошлет.

– Это почему же? – с интересом спросила я, приподнявшись на локте.

– Моряки – люди суеверные, – ответил Рыжий. – Редко бывает, что кому-то из товарищей по команде называются. Обычно их даже капитан