— Ладно тебе, сразу послать… Уже и пошутить нельзя. Ну да, тебя и ждал! Комнату я снял тут поблизости, ну и решил для начала в округе работы и поискать. На бирже заявление подал, но это ж и до старости прождать можно, вот и пошёл на базар, поговорить с торговыми людьми. Уж постоянных покупателей они должны знать, и в каком доме кто требуется — тоже.

— Комнату, говоришь, снял? Это где же?

— Да за углом, в Пыжёвском переулке.

— Это у Карлыча? Ага, ну ладно…

Даже не пытаясь угадать, что варится в мозгу у женщины, Влад покорно следовал за ней, таща сумку и корзину, и мысленно прикидывал предстоящий разговор с дворецким.

Белый особняк с колоннами встретил их распахнутой парадной дверью, экипажем с медицинской символикой у ворот и таким шумом, доносящимся со второго этажа, словно там выпустили на школьную перемену сразу два класса восьмилеток. Пелагея проворно, будто весила втрое меньше имеющегося, шмыгнула за угол, влетела в открытую дверь чёрного хода и рысью добежала по прямому коридору до кухни.

— Климентий! — воскликнула она, бросив сумки на стул и уперев руки в бока. — Что опять случилось? Вас что, нельзя на полчаса оставить?

— Молчи, матушка, молчи! — замахал на неё лапками плюгавец в зелёной ливрее. — Такое творится, такое!.. — Тут он заметил молчащего Суржикова за спиной своей половины, и сразу построжел голосом и лицом. — А это ещё кто такой?

— Хороший человек, — уверенно сказала Пелагея. — Подойдёт — возьмёшь лакеем. Нет — накормлю, и пойдёт работу искать дальше. Ты корзину-то ставь, — прикрикнула она на Владимира. — Вон туда, в угол.

— Не возьму, — покачал головой Климентий Константинович. — Теперь вообще непонятно, что будет.

— Так что случилось-то?

— У Сержа нашего новый фокус. Представляешь, он женился на певичке! Ночь пропадал где-то, а с утра пораньше привёз её в дом да матери и представил, ещё до завтрака.

— Знамо дело, до завтрака, — пробормотала кухарка, взвешивая что-то в мыслях. — Откуда бы ему взяться, галльский петух наш только ужины и готовит. И что мадам?

— Мадам в истерике, доктор у неё, — доложил дворецкий. — Хозяин в кабинете, бутылку коньяку потребовал и заперся. Серж с супругой спать ушли. Остальные каплями по всему дому воняют и завтрака ждут.

— Подождут! — Пелагея повернулась к Суржикову. — Прости, братец. Ничего и в самом деле не выйдет. Попробуй заглянуть через недельку, а лучше — так же на рынке меня встретить, может, устаканится дело…

Выйдя из дома, Алекс свернул за угол, в Селивёрстов переулок. Возле двери с табличкой «Софья Полянская» стояли две женщины, старая и молодая, и мужчина, показавшийся ему каким-то пыльным и потёртым. Коротко кивнув, Верещагин нацелился пройти мимо — ему хотелось заглянуть в садик и снова удивиться тому, как за неделю там всё разрослось и расцвело — но старуха придержала его за рукав.

— Прошу прощения, — голос у неё был неожиданно приятным. — Вы не знаете, как нам попасть к Софье Григорьевне?

Хозяин дома вздёрнул брови, взглянул на часы — половина десятого — и ткнул пальцем в надпись под дверным молотком: «Приём с 10 до 12 по предварительной договорённости».

— Ну, — грустно ответила женщина, — как раз с предварительной договорённостью у нас и проблема. Никто не открывает…

Уже открыв рот, чтобы извиниться и уйти, Алекс внезапно передумал и мрачно сказал:

— Подождите минуту.

Он вернулся к своей двери, поднялся на второй этаж и позвал:

— Аркадий?

— Тут я, хозяин, — голос неожиданно прозвучал не с подоконника, а откуда-то из дальнего конца коридора. — Что-то ты вернулся?

— Макс где?

— У себя, читает что-то.

— Пожалуйста, скажи ему, что там у двери к Софье пациенты пришли.

— Ладно…

Показалось Алексу или нет, что в голосе домового прозвучала некая неуверенность?

— Что случилось, Аркадий? — переспросил он.

— Ну… я ж говорил тебе, хозяин, что мне уехать надо будет…

— Говорил. Я ж и не возражаю. Тебе билет на поезд надо взять, или как вы добираетесь?

Домовой хихикнул.

— Нет, поезд не нужен. У нас свои дороги. Я про другое хотел сказать…

— Ну, говори! Когда, кстати, ты отправляешься?

— Да в том и беда! Через два дня, седьмого мая, за полчаса до полуночи.

— Ну и хорошо. Слушай, может, тебе каких подарков надо купить… родным, соседям? Невесте? — осенило вдруг Алекса.

— Подарки — дело хорошее, это надо будет. Завтра сходим, да? — теперь Аркадий сидел уже на подоконнике, свесив ноги. — Я чего беспокоюсь, дети приедут! А кто их кормить будет?

— Знаешь, проголодаются — сами картошки сварят. Не маленькие! Давай так, я сейчас на встречу… на три встречи, домой вернусь часов в пять, и мы с тобой за подарками сходим. А ты пока подумай, что нужно!

В три прыжка он слетел по лестнице, распахнул дверь и врезался в того самого, потёртого, которого видел у входа к целительнице. Вот сейчас он понял, что под неновой одеждой скрыто тренированное тело, что мужчина совсем не стар, пожалуй, его ровесник, и, вполне возможно, первое впечатление о нём создал амулет невнимания…

— Вы ко мне? — спросил Алекс.

— Я к господину Верещагину. Если это вы, то к вам.

— К сожалению, я не могу сейчас брать новое дело, — решительно покрутил головой сыщик. — Ещё прошлое не закончил.

— Мне не к спеху, — посетитель не спешил уступать дорогу. — Вы спешите?

— Честно говоря, да!

— У меня здесь рядом экипаж, давайте так: я вас довезу и попутно расскажу о своей проблеме, а вы возьметесь за неё, когда закончите нынешнее дело.

Экипаж и в самом деле был за углом, в Даевом переулке. Новенький «Даймлер-Бенц», под длинным капотом которого скрывалось не меньше, чем два десятка элементалей. Алекс с интересом покосился на гипотетического заказчика: роскошный экипаж с водителем, дорогостоящий амулет… Интересно, что мешает ему жить?

Он назвал адрес Гильдии архитекторов, и стекло, отгораживающее от них водителя, поднялось.

— Разрешите представиться, Альфред Францевич Шнаппс, — представился новый знакомый. — Да, такая вот фамилия досталась от предков, приходится соответствовать. У меня виноторговая фирма.

— Очень приятно, — кивнул Алекс. — Как меня зовут, вы знаете. Итак, слушаю вас.

— Проблема… в моей жене, — господин Шнаппс замялся, потом продолжил: — Я женат второй раз, и у нас солидная разница в возрасте, больше двадцати лет.

— Давно женаты? — Верещагин вытянул из кармана блокнот, раскрыл его, увидел заметки по делу архитектора, перевернул и начал записывать с другой стороны.