ещё аккуратно сложенная груда, кажется, сломанных барабанных палочек.

Я обернулась к Муратову, распаковавшему передачку с кухни, и проследила, как он достал из кухонного шкафчика стаканы со столовыми приборами. Его гитара уже отдыхала стойке. Облагороженный подвальчик, уютный.

— Здорово я вас украл? — тон нашего разговора заметно растерял официоз. Если можно было так назвать его прежде дежурные наглые шпильки.

Мы были здесь вдвоем, наедине, а это опасно. Я с опаской подошла ближе.

И зачем ты только родился с таким сексуальным голосом?

— Значит, никаких объяснений не будет? — мои нервные клетки не знали, по какому поводу возбуждаться.

Пока мы шли сюда, я успела засомневаться. Действительно ли образ музы Муратова принадлежал мне? Неизвестно, с какими ещё Снежными Королевами он водился… Но теперь я с вожделением ждала, когда захлопнется мышеловка.

Кудрява Башка усмехнулся, стянул шляпу и небрежно отшвырнул её на пол. Томно и неприкрыто разглядывая меня, он закусил пухлую губу, как тогда, на репетиции. Под прицелом его нестерпимого взгляда не возникало ни одной пристойной мысли.

— Налить вам шампанского? — Лекса достал из-за дивана алкоголь и бутылку лимонада, проигнорировав мой наводящий вопрос.

То, как позволял он себе обходиться со мной, почему-то вызывало жаркий, мучительный озноб.

Может, я перепила?

— Так, лучше мне больше не наливать…

Иначе я ничего не запомню.

— Тогда угощайтесь.

Кудрявая Башка неторопливо засервировал для меня стол, уложив на салфетку вилку, налил в стакан лимонад и указал на диван. Предполагаю, это был его праздничный ужин.

Не собираясь лишать Лексу приёма пищи, я неловко зашоркала огромными тапками по ковру и расположилась на краешке двухметрового дивана. Похоже, репетиционную обставляли мебелью, что завалялась на дачах.

— А где остальные музыканты?

— Наверное, побудут в ресторане и поедут домой. Дома их ждут дети. А почему спрашиваете?

Муратов успел убежать от меня подальше, к скамейкам, над которыми висели вешалки, и взялся томительно расстегивать пуговицы. Рубашка и так была распахнута на грани приличия… После очередной бестактности длинные пальцы застыли на нижней пуговице, и мне пришлось поднять взгляд на его хитрющее лицо. В голубых хладнокровных глазах замерцал синий огонёк.

— Просто… Просто интересно… Как у вас тут устроено.

"Почему"? Серьезно? Я просто вежливая! Иногда бываю…

Да о чём ты подумал?!

Он усмехался приоткрытыми влажными губами, которые без конца облизывал, и услаждался. Ему удалось добиться моих оправданий. Слишком неловко… Ему видно, как я нервничаю?

Я поняла это, когда мои руки, оказывается, начали поправлять волосы и вдруг уже растирали подрагивающие колени.

Куда мне их засунуть?

Лекса, задрав нос, пристально контролировал длину слегка задравшегося платья. Я окончательно смутилась и торопливо натянула ткань на выглядывающую границу шорт капроновых колготок.

— Вы не против, я переоденусь? — соизволил он спросить "разрешение", подойдя ко мне с уже голым торсом. Рубашка осталась висеть на вешалке.

В моём рту скопилась слюна, снова ощутилась кислинка шампанского. Я с трудом сглотнула, исподтишка рассмотрев мужское стройное тело, и испытала лавину ледяных мурашек. Ничего, законом не запрещено появляться мужчинам при посторонних без верха…

А ему стоило запретить!

Муратов был крепко сложен, слегка худоват. Образ в одних облегающих брюках и кожаном ремне навлёк на меня постыдное желание распустить руки. Мышцы на рельефных плечах соблазнительно перекатывались от его грациозных передвижений. Я расслышала свой собственный шумный вздох и обмерла, когда парень приземлился прямо возле меня. От его медовой, чуть смугловатой кожи исходил давно выученный мною, волнующий запах.

Пожалуй, это самое хлесткое, что мог себе позволить студент, соблазняющий преподавательницу. Ему удалось раздраконить меня без прикосновений, только лишь демонстрируя собственное тело.

— Разрешите?

А?

Он занёс руку над моим плечом, сексуально прикусывая губу. В легких затрепетало от недостатка воздуха. Я задышала так, словно поучаствовала в забеге, готовая обессиленно опустить веки. Но за моей спиной что-то подозрительно зашевелилось.

Муратов достал свою футболку, что висела на спинке дивана прямо за мной.

— Спасибо. Да вы не стесняйтесь, угощайтесь.

Ах, значит так?! Я поняла… Лекса плотоядно ухмыльнулся.

Тарелка ломилась закусками, и среди них даже была нарезка фруктов. Я зло уцепила желтую дольку персика и укусила его так, чтобы по подбородку и руке потёк липкий сок. Сочная волокнистая мякоть на вкус оказалась настолько сладкой, словно сейчас был август.

— М-м-м, как вкусно! — поддадим жару.

Я облизала руку до самого запястья и одними пальцами пикантно утёрла рот. Достаточно похабное зрелище?

Кадык Муратова приподнялся, когда он попытался незаметно сглотнуть. Бедняга…

На его лице заходили желваки, а густые брови воинственно нахмурились.

— Жалко, что не пирожок с вишней, да?

Что я слышу? Сарказм? Но-но! Не нужно так сильно краснеть, раз сам это начал!

Он всё сидел с футболкой в руках и, не отрываясь, наблюдал за персональным представлением. Но когда я потянулась за второй долькой, отложил тряпку на другой край дивана, сел ко мне боком и закинул руку за спинку. Чернота зрачков поглотила бледный цвет глаз.

Готовая ещё секунду назад праздновать перевес в нашем счёте, я поперхнулась и швырнула скользкую дольку обратно в тарелку.

— Как мама поживает? — непринужденно заговорила я. Напоминание о мамочке должно было приструнить… Возбуждение.

— Хорошо. Она со мной не разговаривает.

Кто-нибудь знает, почему план "мама" не сработал?

Лекса пожал своими голыми плечами, ничуть не смутившись. Наоборот, его взгляд нагло отплясывал по моему телу и лицу долбанный падеграс.

— А как у вас с подругой?

Кхм…

— Тоже хорошо. Касаемо иглы… Её обманула цыганка на вокзале. Так что, Ирина Максимовна уволилась из университета.

Муратов пораженно приоткрыл рот. Мне показалось, он хотел что-то уточнить. Но по итогу качнул кудрявой головой и заливисто рассмеялся.

Боже, какой он красивый…

В груди у меня заклокотало. Тело напрашивалось прижаться к Муратову, хотелось чувствовать, какова наощупь его кожа, попробовать обнаженную шею губами. Мы же оба понимали, для чего Лекса привёл меня сюда, без свидетелей? Что пересекаться где-либо вдвоём было рискованно для репутации. Мы исполняли противоположные социальные роли, а «оставаться наедине» нам было просто воспрещено, хоть и дико хотелось.

Поэтому мы тратили время, не решаясь переступить черту.

— Кстати, что такое «релиз»? — да вовсе не это я хотела спросить! Только успев просмеяться, Муратов изумленно замер. — Нет, не отвечай! Просто… Поцелуй меня.

Смелость растворилась в разгоряченной крови. Она отхлынула куда-то в ноги, и я ощутила, как голову сдавил страх. У Муратова округлились глаза. Думаю, он и так уже много натворил, следующий шаг оставался за мной.

И пока я не ляпнула вслух про поцелуй, казалось, будет здорово исполнить по одному желанию из наших списков прямо сейчас…

Его грудная клетка