Рафаэль боялся всех – папу, своих дядей, особенно Джироламо, архиепископа Сальвиати, Пацци, Медичи… Он не был таким уж трусом, но для семнадцатилетнего мальчишки порученное дело слишком серьезно. Это даже не дело, а просто осведомленность о нем.

Назначение Рафаэля в Перуджу и его переезд туда из Пизы заговорщики решили использовать в своих целях. Цели страшны, потому и неспокойно на сердце у младшего Риарио, который был просто ширмой для готовящегося убийства.

Все из-за тайной вражды между Пацци и Медичи – хозяевами Флоренции. Рафаэль от их спора далек, не понимал, кто из этих семейств прав, хотя знал, что благодетель всех Риарио Святой отец поддерживает Пацци.

Но это все политика, а ее кардинал терпеть не мог потому, что совершенно не понимал.

Он многого не понимал, этот мальчик в кардинальской красной шапке, и от многого приходил в ужас. Пасхальная неделя, светлый праздник и вдруг… убийство! Если бы не жесткий взгляд архиепископа Сальвиати, Риарио попросту сбежал бы или сказался больным.

– От вас, кардинал, требуется только присутствие, все сделают за вас.

– Но к чему мне столь большая свита?

– О, господи, вразуми этого несчастного!

– Неужели, чтобы убить одного Медичи, нужно столько наемников?

– Ваше преосвященство, если вы зададите еще хоть один вопрос вместо того, чтобы просто выполнять мои приказы, я отправлю вас к Святому отцу и все ему расскажу!

Сальвиати был в гневе. Приезд во Флоренцию юного кардинала, конечно, хороший повод, но сам кардинал… Он может все испортить в последний момент! И вообще, два дурака на его голову многовато. Один сумасшедший готов зубами вцепиться в горло Медичи, второй, наоборот, вот-вот сбежит в ужасе. За что ему, Сальвиати, такое наказание?

Но ничего уже не повернуть вспять, второй раз привести столько людей во Флоренцию Медичи просто не позволит. В понедельник кардинал Риарио, а с ним и все остальные покидают город, значит, Медичи должны быть убиты до этого времени, а власть в городе захвачена. Второго шанса не будет ни у них сейчас, ни у самого Сальвиати потом. Папе Сиксту не объяснишь, что его внучатый племянник глупец и тряпка, Франческо Пацци готов сорваться в любую минуту, а железный солдат Монтесекко попал под обаяние Великолепного. За все в ответе будет он, архиепископ Сальвиати.

Зато лавры и богатство достанутся Джироламо Риарио, который сидит в Риме в ожидании доклада о сделанном. Это несправедливо, но изменить ничего нельзя, и Сальвиати терпел. Ничего, придет и его время. К папскому престолу поднимаются медленно и осторожно, он не станет рисковать, тем более при таком папе, как жестокий Сикст. Прав кардинал Родриго Борджиа, который сумел удержаться при стольких папах, он не спешит, укрепляет свое положение постепенно. Но Борджиа испанец, испанцу не видать папской тиары, а Сальвиати итальянец, хотя и не из первых семей и не из Рима…

Сальвиати даже себе нечасто признавался в собственных амбициях. Может, вообще лучше оставаться вице-канцлером, как Родриго Борджиа сейчас?

Но пока у Сальвиати трудная задача не дать сорваться продуманному и хорошо подготовленному делу. И ради этого он готов лично таскать папского внучатого племянника по пирам, пинками подгонять его там, где потребуется, и затыкать рот Франческо Пацци.

Братья Медичи должны быть убиты, в этом нет никаких сомнений, но просто убийство приведет лишь к бессмысленной резне во Флоренции. Сальвиати вовсе не против пустить немного крови зазнавшейся Республике, но боялся, что при этом результат получится несколько иной, чем нужен ему лично, к тому же этим результатом могут воспользоваться другие.

Что нужно архиепископу?

Ему не нужна Флоренция, Сальвиати хотел в Рим. Папа не вечен, пора приглядывать себе место повыше, чем Пиза, чтобы не оказаться у пустой кормушки, когда будут выбирать нового понтифика. Флоренцию он преподнесет нынешнему папе, вернее, его племяннику Джироламо Риарио, который в действительности сын папы. Для этого нужно не просто убить Медичи, но взять власть, которая формально во Флоренции принадлежит Совету. Для этого гонфалоньер и его приоры должны быть… нет, даже не ликвидированы, а всего лишь устранены. Сам Чезаре Петруччи, конечно, должен быть убит, он перенес бунт в Прато, посидел в тюрьме, но был освобожден и вот теперь обретался во Флоренции. Гонфалоньер предан Медичи и ни на какие уступки не пойдет. Да он и не нужен.

А вот остальных можно просто припугнуть. Например, тюрьмой. Петруччи сидел в тюрьме Прато? Но что такое тюрьма маленького Прато по сравнению с адом флорентийской Стинке? Приоров достаточно будет подержать там среди бандитов и убийц пару дней, чтобы они стали шелковыми и согласились на все, в том числе дать показания против тех, на кого укажет перст архиепископа.

Но сначала их надо захватить.

Кто-то умный и хорошо знающий расстановку сил во Флоренции продумал в предстоящих действиях все – от расположения наемных отрядов на границах Тосканы до захвата Синьории. Этот кто-то симпатизировал самому Великолепному, поскольку главный пункт заговора – убийство Медичи – оставил обдумывать другим. Сальвиати догадывался, кто столь умен, но старался об этом не думать. Он тоже не желал пачкать руки кровью, к тому же это опасно, а потому себе отвел роль руководителя захвата Синьории. Архиепископ даже придумал, как можно остаться «невиновным» даже в случае провала дела. Все верно, можно всех расставить по местам, можно даже руководить, но всегда нужно иметь объяснение своих действий на случай неудачи.

Все было готово, люди расставлены и предупреждены, оставалось лишь найти повод.

И вот тут между архиепископом Сальвиати и Лоренцо Медичи началась игра в кошки-мышки. Причем архиепископ не всегда был уверен, что кошка именно он.

Великолепный умен, он быстро понял, что идет охота, и за кем, тоже понял. А потому сделал все, чтобы не дать повод убить себя. Внешне он оставался не просто спокойным, более радушного хозяина, чем Медичи во Флоренции, встречающий папского внучатого племянника кардинала Риарио и его по-королевски огромную свиту, найти трудно. Великолепный улыбался во все свои кривые тридцать два зуба, говорил комплименты даже дураку Пацци, сетовал на то, что… брат болен:

– Повредил на охоте ногу, едва ходит, а потому не может быть вместе с нами.

Впервые эта фраза прозвучала в Монтуги, где Пацци решили устроить прием в честь кардинала. Небольшой, почти в узком кругу, но, конечно, с Медичи. Обычно негласный Хозяин Флоренции устраивал приемы важным гостям сам, но на сей раз почему-то тянул, и потому первыми предложили Пацци. Монтуги их загородная вилла. Для убийства братьев подходило вполне, но тут встал на дыбы старший Пацци – Якопо:

– Убить Медичи в моем доме?! Чтобы окрестные крестьяне попросту сожгли его потом? Найдите другое место, я не хочу быть проклят.

Вопрос решился просто – Великолепный приехал один, оставив младшего брата дома.

Бандини сказал Сальвиати, что видел Джулиано Медичи на Борджо Пинти: