Илларион Пантелеймонов. — Надеюсь, вы понимаете, о чем они со мной говорили?

— Разумеется, я понимаю, чего уж тут не понять, — сказала я.

— Ну вот, и я дал, мне пришлось дать, показания, что был настолько пьян, что ничего не видел и не слышал. И все обвинения против Влада были выстроены на рассказе полицейских и показаниях в письменном виде Кости. Он «срочно» серьезно заболел. А полицейские заявили, что, войдя в квартиру Востроносиковых, они увидели там дерущихся Влада и Костю, и что Костя кричал, что это Влад изнасиловал Веронику.

— И что же? Обвинение было построено только на этих фактах? А как же показания Вероники Воротниковой? И показания Владислава Востроносикова? Они ведь как-то должны были отреагировать на этот оговор? — спросила я.

— Когда шел суд, то Влад не сказал ни слова. Он также отказался говорить и последнее слово. Что же касается Вероники, то она тоже молчала. Молчала как на допросах у дознавателя, так и на суде. Наверное, ее запугали, вот она и предпочла молчать.

— Однако вы так и не ответили на мой вопрос: где сейчас могут находиться Владислав Востроносиков и Вероника Воротникова? — спросила я.

— Я не знаю, — снова последовал тот же ответ.

— Ладно, посмотрите на эти два фоторобота, — я вынула из сумки фотопортреты подозреваемых и положила их на стол перед Пантелеймоновым.

— Я не знаю этих людей, — сказал репродуктолог, посмотрев на фотопортреты.

— Они вам никого не напоминают?

— Нет.

— Эти люди могут быть Владиславом Востроносиковым и Вероникой Воротниковой? — задала я еще один вопрос.

— Не могу ответить точно. Ведь прошло много лет с тех пор, как мы виделись в последний раз. Если только они настолько изменились…

Я распрощалась с Илларионом Пантелеймоновым и вышла из Перинатального центра.

Я села в машину и подумала о том, что, хотя сделано и немало, но все-таки расследование на данном этапе напоминает ходьбу около объекта. Сколько усилий предпринято, для того чтобы найти эту Веронику, но внятного результата все еще нет. Преступники могут успеть скрыться.

Необходимо во что бы то ни стало отыскать сутенера Гогу, по словам фитнес-тренера Проскурникова, он все еще занимается эскортницами, он должен знать хотя бы о подруге Вероники — Милене. Но как это сделать?

Тут я себя мысленно хлопнула по лбу: «Какая же ты, Таня, рассеянная, ведь у тебя же есть твой хороший знакомый Максим Шалохманов из отдела нравов».

Сказано — сделано. Уже через полминуты, порывшись в памяти и выудив оттуда телефон Шалохманова, я набирала цифры.

— Алло, — сказала я в трубку.

— Да, Шалохманов слушает, — ответил Максим.

В кабинете начальника отдела нравов было довольно шумно. Из трубки доносились голоса, причем визгливые и определенно — женские. Впрочем, у Максима в кабинете всегда шумно, это я помню по прежним нашим с ним встречам, хотя они и были давно. Впрочем, все объясняется спецификой работы Шалохманова. В отделе постоянно проводятся рейды по злачным местам, и выловленные там нарушители доставляются прямиком в кабинет Максима.

— Макс, привет, — сказала я.

— Привет, — не очень уверенно ответил Шалохманов.

— Ты что, не узнаешь, что ли? — спросила я.

Максим несколько раз кашлянул.

— Вот так и забываются старые добрые знакомые, — с несколько наигранной обидой проговорила я.

— Э… Таня Иванова? — наконец-то вспомнил Шалохманов.

— Она самая, — подтвердила я.

— Тань, привет, рад тебя услышать, — в голосе Максима послышались радостные нотки.

— Ага, так рад, что вспоминал аж целую вечность, — не преминула я уколоть старого друга.

— Ну да, подзабыл чуток, — не стал отпираться Шалохманов. — Так ведь ты когда последний раз мне звонила? Сама-то помнишь?

— Да, давно это было, Максик, ты прав. Ты все по-прежнему поднимаешь нравственность? — спросила я.

— А то! — хмыкнул Шалохманов.

— Слушай, Макс, у меня к тебе дело есть. Но не по телефону. Могу я к тебе сейчас приехать? — спросила я.

— Спрашиваешь! Конечно, можешь! Приезжай.

— Все, договорились. Скоро буду.

Я отключилась, завела машину и поехала.

Я быстро доехала до места, где работал Максим, припарковала машину и поднялась по лестнице. Зайдя в кабинет приятеля, я подошла к столу и села на приставленный рядом стул.

— Слушай, Макс. Я буду краткой. Ты знаешь сутенера по имени Георгий? — спросила я и добавила: — Ну еще его Гогой называют.

— Знаю ли я Гогу? Спрашиваешь! Конечно! Этот Гога сделал головокружительную карьеру.

— Да?

— Суди сама. Начинал он с одной-единственной «точки». А теперь!

— Что теперь?

— Теперь под началом Георгия находятся: семь уличных стоянок, где можно снять «девочку», пять квартирных «точек» и несколько эскортов. Во как! А тебе он зачем понадобился? — спросил Шалохманов.

— Видишь ли, Макс. Под его началом трудилась проститутка по имени Николь, вернее, под псевдонимом Николь, — поправилась я. — Она является подозреваемой по делу об убийстве. Это если кратко, не вдаваясь в подробности. Так вот, Георгия необходимо допросить и вытрясти из него все, что он знает об этой Николь.

— Сделаем, Тань, — пообещал Шалохманов.

Максим вызвал в кабинет двух своих сотрудников и дал им задание прошерстить как следует все притоны и другие подобные места, где могли отираться «девочки» и Георгий. Довольно быстро они доставили его в кабинет Максима.

— Мы его нашли, Максим Сергеевич, — отрапортовал один из коллег Шалохманова.

— Давайте его сюда, — отдал распоряжение Максим.

Гога, Георгий Жордания, невысокий крепкий мужчина с выдающимся носом и черными густыми бакенбардами, сначала несколько испуганно посмотрел на Шалохманова.

— Максим Сергеевич, вызывали? — спросил он.

— Георгий, с тобой хочет поговорить частный детектив, Татьяна Александровна.

Шалохманов кивнул в мою сторону.

— Твое дело, Георгий, четко и правдиво отвечать на все ее вопросы, — продолжил Максим.

— Понял, Максим Сергеевич, — с готовностью проговорил Георгий.

— Само главное — правдиво, — подчеркнул Шалохманов и бросил на сутенера прон-зительный взгляд.

— Понял, Максим Сергеевич, — еще раз подтвердил Георгий готовность говорить «правду и ничего кроме правды».

— Спрашивай, Таня, — кивнул мне Шалохманов.

— У вас работает некая Вероника Воротникова?

— Работала, — он кивнул.

— Вы сказали, что Вероника работала. А сейчас она, что же, уже не работает? И кстати, у нее ведь был псевдоним? Ну второе имя?

— Второе имя? Ну, конечно, было. У всех девочек есть второе имя, или, как вы сказали, этот, псевдоним, — ответил Георгий.

— Так как же ее еще звали Веронику? — спросила я.

— Николь, Николь ее еще звали, — ответил сутенер.

— Так вы так и не ответили на вопрос: продолжает у вас работать Николь или нет? — спросила я.

— Нет, у меня она уже не работает, — отрицательно покачал головой Георгий.

— И как давно она у вас не работает? — продолжала я допрашивать сутенера.

— Да года два уже, как ушла, — последовал ответ.

— А по