— Ничего, я подожду. Так в каком кабинете он принимает? — повторила свой вопрос.

— На первом этаже, кабинет номер одиннадцать, — сообщила администратор.

Около одиннадцатого кабинета собралась очередь из молодых и не очень молодых женщин. Они оживленно переговаривались. Я услышала обрывки разговоров, в которых мелькали словосочетания: «величина фолликула», «различные протоколы», «час Х» и другие.

Я дождалась, когда очередная пациентка выйдет из кабинета с табличкой «Пантелеймонов И.Р.», и, убедившись, что за мной больше никого из пациенток нет, вошла в кабинет, предварительно постучав.

— Вы ко мне? — спросил мужчина лет тридцати с небольшим.

— Да, к вам, Илларион Романович, — подтвердила я и, пройдя к столу, за которым сидел Пантелеймонов, села на стул рядом.

— Хм… но запись на сегодня закончена.

Илларион Пантелеймонов удивленно посмотрел на меня.

— А я к вам не по записи, Илларион Романович, — ответила я.

— У вас что-то срочное? — спросил Пантелеймонов.

— Очень срочное, — сказала и, вынув из сумки лицензию частного детектива, положила ее перед Пантелеймоновым.

— Частный детектив? — Пантелеймонов недоуменно посмотрел на меня. — Но у нас не детективное агентство, а…

— А Перинатальный центр, я знаю, — закончила я фразу. — И пришла я к вам, Илларион Романович, не как пациентка, а именно как частный детектив.

— Не понимаю, чем я мог заинтересовать частного детектива? — пожал плечами репродуктолог.

— А вы вспомните своих друзей по школе, Илларион Романович, Константина Скорострельникова и Владислава Востроносикова. А еще — Веронику Воротникову.

Я пристально посмотрела на Пантелеймонова. Он, не выдержав, отвел взгляд в сторону.

— Илларион Романович, я провожу частное расследование, диктофона или какого-то другого записывающего устройства у меня нет. Ваш рассказ также не протоколируется. Скажите, вы знаете, где сейчас находятся Владислав Востроносиков и Вероника Воротникова? — спросила я и добавила: — О Константине Скорострельникове я не спрашиваю. Надеюсь, вы понимаете, почему?

— Нет, не понимаю, — с плохо скрытым беспокойством ответил Пантелеймонов.

— Потому что третий участник вашей компании — Константин Скорострельников — несколько дней назад был застрелен на Кумысной поляне, — сказала я.

— Но я… Я ничего не знал! С Константином мы прервали всякое общение еще несколько лет назад, после одного случая, — растерянно сообщил Илларион Пантелеймонов.

— После того как Скорострельников избил свою супругу Елизавету? — уточнила я.

— Да, именно тогда. Так вы и об этом знаете?

Я оставила вопрос без ответа, но повторила свой, ранее прозвучавший:

— Так где же сейчас находятся Владислав Востроносиков и Вероника Воротникова?

— Но я не знаю! — воскликнул Илларион Пантелеймонов. — Правда, не знаю. Я не видел ни Влада, ни Веронику с того самого дня, когда был оглашен приговор суда.

— Тогда вспомните свои школьные годы и вашу дружбу с Востроносиковым и Скорострельниковым.

— Да что тут рассказывать. Обычная школьная дружба, — Илларион Пантелеймонов снова пожал плечами. — Мы с Владом и Костей учились в одном классе, дружили. Я и Костя были сыновьями, ну как это сказать, высокопоставленных родителей. Мой отец являлся главным врачом районной больницы, а у Кости — следователем районной прокуратуры. В общем-то, эти должности наших отцов отличались от мастера пусконаладочного цеха местного завода. Этим мастером работал отец Влада. Однако, несмотря на эти различия, мы подружились, и наша троица была неразлучна. Мы втроем давали отпор всем, кто пытался, как это сейчас принято говорить, «наехать» на нас. Мы не давали спуску всем нашим обидчикам, и вскоре все поняли, что лучше не нарываться. Но благодаря дракам, в которых мы принимали самое непосредственное участие, мы прослыли хулиганами, и нас поставили на учет в полицию. Когда мы стали постарше, то участие в драках стало обязательным и на дискотеках. Я не снимаю вину с себя и Влада, но Костя в этих потасовках особенно отличался. Он и заводил, и верховодил, и, как я теперь понимаю, уже не мог обходиться без адреналина, который возникал во время мордобития. Не знаю, возможно, это была такая наследственность. Ведь у Кости бабушка по линии отца была не совсем адекватной… Окончив среднюю школу, наши пути разошлись. Мы с Костей переехали в Тарасов, я поступил в медицинский университет, а Костя в университет на исторический факультет.

— А Владислав Востроносиков? — спросила я.

— Влад остался в Петровске и начал работать на том же заводе, где работал его отец, — пояснил Илларион Пантелеймонов. — А в середине первого курса, это было как раз под новогодние праздники, мы с Костей приехали в Петровск и решили встретиться с Владом. Как раз и повод был — встреча Нового года. Тут мы узнали, что наш друг уже обзавелся девушкой. Он нас с ней познакомил.

— И этой девушкой была Вероника Воротникова? — спросила я, хотя уже знала ответ.

— Да, Вероника, — кивнул Пантелеймонов. — Мы собрались на квартире Влада, у него как раз уехали родители проведать родственников, так что в квартире были только мы: я, Влад, Вероника и Костя. Поначалу было весело, но скоро мы все порядком захмелели. Сначала отрубился Влад, на него алкоголь всегда действовал убойно. Потом я почувствовал себя не в своей тарелке, ну не очень хорошо. Я пошел сначала в санузел, а потом на кухню. Там стоял угловой диванчик, я пристроился на нем и как-то неожиданно для себя задремал. Разбудили меня крики и плач Вероники. Я пошел в гостиную, потому что именно оттуда раздавались громкие голоса. Я еще даже не успел открыть дверь, когда из гостиной, оттолкнув меня в сторону, выбежала Вероника, вся в слезах. Платье на ней было разорвано. А в гостиной я увидел дерущихся Влада и Костю. Они так сцепились и нещадно колотили друг друга, что мне не удалось их разнять. А потом в квартиру вошли полицейские. Оказалось, что, когда Вероника выбежала на улицу, ее заметил проезжающий мимо патруль. Потом состоялся суд, и Владу дали десять лет за изнасилование несовершеннолетней. Веронике на тот момент еще не было восемнадцати лет.

— Так кто же на самом деле из ваших друзей был насильником? Владислав или Константин? — спросила я, глядя на Пантелеймонова в упор.

— Во время драки я слышал крики: типа, что ты сделал с Вероникой, гад. Это кричал Влад, — хмуро сказал Илларион Пантелеймонов.

— Значит, вы слышали, что Владислав обвинял в изнасиловании своей девушки Константина, но правоохранительным органам вы ничего об этом не сказали? — прямо спросила я.

— Я все рассказал дознавателю, — сказал репродуктолог и опустил взгляд.

— Но как же так вышло, что в изнасиловании Вероники Воротниковой обвинили Владислава Востроносикова? — спросила я.

— Потому что со мной потом начали говорить мой отец и отец Кости. Костин родитель уже стал областным прокурором, — объяснил