не по дням, а по часам. Он постоянно пропадал в театре, мог сутками не появляться дома, а его телефон слишком часто оказывался выключенным. Тем временем София вдруг поняла, что беременна. Но и скорое появление наследника не могло повернуть время вспять – Саша не менялся. Наоборот.

Как-то вечером ему хватило бесстыдства, чтобы заявиться домой в обществе молодой девушки, актрисы, которая должна была играть в будущем спектакле главную роль. Мужчина даже не пытался скрывать своих влюбленных взглядов, обращенных на гостью. Тогда-то Соня со всей ясностью и поняла – брак закончился, так толком и не начавшись. Молодую женщину не пугало, что, по сути, она осталась без поддержки в чужой стране. Ее не смущала беременность. И уж, конечно, ее не страшил грядущий развод. В конце концов, одну непреложную истину Соня знала как «Отче наш»: безвыходных ситуаций не бывает.

Женщине хотелось собраться с мыслями, продумать план дальнейших действий: как уехать обратно в Россию в ближайшее время и как уже дома получить развод. Соня всегда любила думать на ходу, так ей казалось, что мысли охотнее выстраивались в стройный ряд. И пока Александр занимался театром, или чем он там на самом деле занимался, София гуляла по городу. Однажды она забрела в небольшое, но очень уютное кафе. Она заказала фруктовый чай и задумчиво огляделась по сторонам.

За соседним столиком сидел молодой мужчина и читал газету. На первый взгляд он казался ничем не примечательным, но Соня почему-то то и дело снова смотрела на него, не понимая, что в нем могло ее зацепить. Пока наконец не обратила внимание на газету, которую тот держал в руках. Газета была на русском языке.

Вольская никогда не испытывала проблем с общением, потому, недолго думая, пересела к нему за столик и не моргнув глазом завела разговор. Совсем скоро они уже болтали как старые знакомые. Иван, так звали нового знакомого, работал в Италии по контракту, срок которого уже подходил к концу.

Потом, уже в России, Ваня признался, что влюбился в Соню с первого взгляда, а когда узнал, что ее брак трещит по швам, обрадовался. Хоть и маялся из-за этого угрызениями совести. София сказала, что это Ваня зря. А как он мог сомневаться в словах любимой женщины? Правильно – никак.

– Я рада за Соню, – закончила свой рассказ Нелличка. – Ей повезло все-таки встретить своего человека! Знаете, Танечка, он ей позволяет абсолютно все! Нет, пожалуй, я подобрала неверное слово. – Нелли задумчиво покусала нижнюю губу. – Иван поддерживает ее абсолютно во всем. Хочет Соня вышивать лентами – он покупает ленты. Хочет Соня заняться астрологией – он терпеливо выслушивает каждое утро гороскопы для всех знаков Зодиака, даже если они противоречат сами себе. Хочет Соня гадать на картах – Ваня покупает ей лучшие карты Таро и наиболее подробную книгу толкований. Хочет научиться делать суши, угадайте, кто первый пробует ее творения? Правильно, Иван. Сейчас она познает фэншуй. И Ваня совершенно спокойно двигает мебель под ее руководством, чтобы лучше циркулировала энергия ци. И так во всем. А стоит ему указать на что-то, он щурится хитро и отвечает тут же: «Люблю ее». Наверное, так и надо любить.

Нелличка тихо вздохнула, а я не удержала свой язык, который порой спешит вперед мозга:

– Так, да. Мужчина ради любимой женщины на многое способен. Если это настоящий мужчина, конечно! Например, ему не составит труда выучить язык цветов. Или без всяких сравнений понять, что шарлотка, приготовленная теми самыми дорогими руками, – самая лучшая.

Нелли Юрьевна снова покраснела до кончиков ушей и разохалась, а я, наскоро попрощавшись и оставив ее грезить о Вадиме Романовиче, направилась к Вольской, тихонько про себя похихикивая.

Наверное, после рассказов Неллички о Софии Андреевне я ожидала увидеть что-то необычное. И действительность меня не обманула.

Войдя в кабинет после того, как коротко постучалась и услышала ответ, я с любопытством огляделась. Пожалуй, это действительно был самый необычный кабинет из всех, где мне доводилось бывать в последнее время.

Рабочий стол располагался, впрочем, как везде, рядом со стеной, правда, был он овальным, вытянутый в стороны. На столе – полный порядок. Такой идеальный порядок я видела только у Комарова. Хотя, я сделала шаг вперед, наличие на столе золотистой статуэтки черепашки меня удивило. И больше ничего лишнего. Не было даже рамки с семейной фотографией, коих, например, у Неллички в кабинете имелось великое множество всех цветов и размеров.

По правую руку от Вольской вдоль стены стоял шкаф, прячущий за стеклянными дверцами какие-то громоздкие папки, вероятно, с документами. А на самом шкафу приютилось небольшое деревце в низком широком горшке. Бонсай, я знала.

В углу кабинета тихонько журчал искусственный фонтанчик, что совсем выбило меня из колеи.

София Андреевна, до этого спокойно позволившая мне озираться по сторонам, тихонько прокашлялась:

– Татьяна Александровна?

– Простите, засмотрелась. – Я слегка виновато улыбнулась. – Очень уж у вас тут необычно!

– Ничего, я привыкла.

Женщина вышла из-за стола, чтобы, подойдя ко мне, протянуть для рукопожатия узкую сухую ладонь. Теперь я столь же беззастенчиво рассматривала ее. Вольская действительно была очень интересной женщиной. Высокая, стройная, с аккуратно постриженными темно-каштановыми волосами, правильными чертами лица, которые совершенно не портили сидящие на кончике носа очки в стильной оправе.

– Привыкли к вниманию? – все же уточнила я, не смутив женщину, но, похоже, смутив саму себя.

– И к этому тоже, – спокойно ответила София, чуть одернув приталенный пиджак, прежде чем указать рукой на кресло рядом со столом, предлагая присесть.

Кажется, я устала уже сидеть. Этак и вовсе ходить разучусь. Дав себе слово обязательно прогуляться сегодня же вечером, я все-таки села на предложенное место и только теперь задумалась, с чего начинать разговор. Нехорошо это, кажется, я слишком расслабилась в этом дружном коллективе.

– Я не любила Комарова, – внезапно подала голос София Андреевна.

Я с удивлением уставилась на женщину. Не всякий раз можно услышать такое прямое и честное заявление.

С небольшой заминкой я все же уточнила:

– Было за что?

– Нет, – пожала плечами Вольская. – Он просто мне не нравился. Аура у него какая-то неприятная была. Как будто отталкивающая.

– Аура? – Я даже