Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сойдя с дороги и пройдя с десяток шагов, «егерь» наклоняется, старательно копошится где-то в пустоте, в полуметре от земли, и воздух наполняется возмущёнными бряканьем и звоном: то с одной стороны звякнет, то с другой. Стася поворачивает голову в ответ на звуки, но не замечает ничего, что могло бы быть их источниками. Наконец «егерь» идёт обратно, неся что-то между ладонями, словно подобрал птенца, который может выпрыгнуть из рук. Вернувшись на прежнее место, бородатый осторожно поднимает верхнюю ладонь, и среди перчаточной шерсти обнаруживается чёрный колокольчик размером с воробья.
— Бери, — «егерь» протягивает ему колокольчик на косматой ладони. Возвращать ложку бородатый явно не собирается, так что обмен, видимо, закончен.
Колокольчик оказывается сделан из чёрного камня, звук у него не такой долгий и чистый, как у привычных металлических, больше напоминает воронье кряхтение, чем переливчатый звон. Тяжёлый и холодный, как всё вокруг, колокольчик совсем его не радует, и он побыстрее прячет его в карман. Он надеялся на что-нибудь получше…
— Для чего он? — спрашивает, не особо надеясь услышать в ответ что-нибудь осмысленное.
— Он от всего. Вот от таких, как ты, например, — и борода снова начинает вздрагивать, рассыпая странные птичьи звуки. Стася на всякий случай тоже пытается улыбнуться.
— А теперь, малый, шуруй давай отсюда. Катись.
«А зачем вам ложка-компас?» — то ли спрашивает, то ли только собирается спросить Стася. Но «егерь» вместо ответа несколько раз взмахивает руками, словно хочет отогнать от себя неприятный запах или облако табачного дыма.
Налетевший порыв ледяного ветра едва не сбивает Стасю с ног. Поток практически выдувает его прочь, и ему ничего не остаётся, как подчиниться. Спотыкаясь, он почти что бежит по дороге, первое время даже не оглядываясь. А когда ветер утихает, и он наконец оборачивается назад, то видит только белую пелену вдалеке: видимо, облака всё-таки прорвало, и повалил снег. С той стороны всё ещё поддувает холодком.
29
Постепенно мир Долины и мои с ним взаимоотношения всё больше трансформировались, растворяя малые крупицы первоначальной реалистичности. Сначала там появился океан. Он был бескрайним, как если бы я жила на единственном острове посреди планеты, полностью покрытой водой.
Я смотрела на океан, сидя на краю деревянной платформы, закреплённой в развилке громадного дерева. Платформа также служила основанием для моего маленького домика. Дерево, в свою очередь, росло на краю высокого утёса, так что вид из моего гнезда открывался захватывающий.
Этот мир вообще был гипертрофированно красив, но главное его достоинство было в другом — там не было людей. Никого, кроме меня.
Хотя, если подумать, то и я в этом мире была не совсем человеком. Я была кем-то вроде духа-покровителя, присматривающего за порядком на вверенной ему территории. Смотрительницей острова, а может, и всей надводной части этой планеты.
Каждый день я вылетала из домика, чтобы проверить, как там ручьи и реки, всё ли хорошо у деревьев и не нужна ли помощь животным. Да, я забыла упомянуть, что умела летать, но не как птица, скорее, как бесплотный дух: без усилий, одной только силой мысли.
При этом тело у меня всё-таки было, хоть я и не могу описать как оно выглядело. Во всяком случае, я заходила в ручьи, и ступни чувствовали выпуклость камешков на дне, а кожа — прохладу и щекотку воды, скользящей мимо. Я касалась кончиками пальцев верхушек нежной весенней травы и гладила животных.
Возможно, раньше этот мир был населён, но потом что-то случилось, и он опустел.
Иногда на его границах начинала зреть тревога: об этом мне рассказывали дубы-пограничники. Что-то злое хотело вторгнуться в мои владения и засылало призрачных лазутчиков. Тогда я принималась кружить вокруг здания с витражными окнами в самом центре острова, прощупывая пространство и вытесняя прочь всё постороннее. Злой дух мог прятаться или сопротивляться, но я находила его с помощью особенного чувства, вырывала с корнем и вышвыривала из своего безопасного мира, как сорняк с образцового огорода. И тогда бронзовый петух на шпиле здания победно кукарекал.
Здание с витражами было похоже на городскую ратушу, которую ночью украли из города, переместили в параллельное измерение и установили посреди цветущего луга. Из него торчала высоченная башня с громадными часами, которые всегда показывали пятнадцать минут второго. Ратуша была не единственным сооружением на острове. Была ещё колокольня без колоколов, которую почти доверху увили плющи, а весь верхний ярус заселили птицы, так что пол побелел от птичьего помёта.
А потом в моём мире появился человек. Я наивно показывала ему свои владения, потому что думала, что он поселится здесь со мной, будет помогать присматривать за порядком, и мне не будет одиноко.
Но оказалось, что его появление куда опаснее, чем все вместе взятые злые духи, время от времени нелегально пересекавшие границы. Его появление стало окончанием детства. Вместе с детством постепенно тускнел и растворялся прекрасный мир, в которым я хозяйничала годами. Всё труднее стало верить, что он существует, что однажды откроется волшебный портал, и я окажусь в своем домике на дереве. Нет, портал не откроется. На самом деле никаких волшебных порталов не существует.
Но может быть, есть Он? Человек, который полюбит меня пылко и безоговорочно, как в кино. Ему можно будет доверять. Ему можно будет рассказать о Долине, о мире с домиком на дереве, обо всём.
Я стала мечтать о том, как он защитит меня от отца. Вот отец станет орать на меня или схватит за шкирку, как котёнка, и потащит через двор, как он делал, когда я была поменьше, и тут откуда ни возьмись появится Он. Я представляла это появление много-много раз, с подробностями, в разных вариациях… «Немедленно оставьте её в покое!», «И не дай бог вы ещё хоть раз её обидите!», «Как вы смеете так с ней обращаться?», «Мне вы не заговорите зубы, и я вас не боюсь!»…
Позже Он скажет мне, что я не должна жить в таких условиях, что это неправильно. И предложит переехать в его дом, где у него есть большая свободная комната. Конечно, вначале я буду жить в его доме как его сестра или близкая подруга.