Но со временем мы с ним поймём, что у нас любовь, будем целыми днями обниматься, и в конце концов поженимся. Эта последняя часть интересовала меня меньше всего. Её скорее желала логика развития сюжета, чем я сама.

Больше всего мне нравилось представлять его дом: просторный, светлый и, главное, безопасный. И то, как Он говорит, что теперь это и мой дом, что меня никто и никогда отсюда не выгонит, и мне здесь ничто не угрожает… Мой дом!

Так возник целый миф о Нём. О том, что скоро Он найдётся и спасёт меня.

А потом появился Алекс. Я как раз сдавала вступительные экзамены в институт. Демонстрируя почти неподвластное ему буйство эмоций, Алекс грохнулся на колени и заявил, что с тех пор, как встретил меня, с ним произошло что-то колоссальное и совершенно особенное. Это перевернуло его жизнь, словно синекрылый ангел заглянул в его окно.

Когда объявили результаты, и стало известно, что я поступила, он приготовил мясо с картофельным пюре и купил гвоздики. Пюре не удалось, а гвоздики напоминали о мемориалах и вечном огне. Но Алекс так искусно обрамлял всё своими пышными монологами, что даже неудавшееся пюре показалось подвигом, ведь он впервые пытался, и всё это ради меня! Он щедро вплетал в свою речь восторженные комплименты, которые были для меня в новинку и выбивали почву из-под ног, поскольку я понятия не имела, как на них реагировать. И много рассказывал о своих прошлых достижениях. О том, как он состоял в какой-то левой партии, верил в грядущую справедливую революцию и по ночам расклеивал по городу агитационные плакаты. Как был скандальным журналистом, и на него постоянно подавали в суд за его материалы.

Тогда я уже не жила с родителями и, если подумать, спасать меня было не от кого. Но я была окружена воспоминаниями, от которых стремилась поскорее избавиться. И я думала: «Вот оно!», «Взрослый, бесстрашный, уверенный в себе», «У него есть дом», «Картофельное пюре я всё равно не люблю».

И мы стали жить вместе.

30

Когда я снова оказалась в своем кабинете, там всё выглядело по-другому. Солнце больше не било в окна, солнца не было вовсе — небо было завешено серым, и оттого кабинет тоже казался мрачным и заброшенным. На миг меня пронизал настоящий ужас. Меня не было очень долго. Может быть, несколько месяцев. И сейчас за окном облезлая, тусклая осень. Остаток весны, лето — всё это время я была в Бардо. Я схватила телефон: 9:30, 30-е апреля, вторник. Ещё тридцать минут до официального начала рабочего дня. Я отсутствовала всего полчаса.

Меня сразу накрыла волна радостного, суетливого возбуждения, так что я вскочила и начала передвигаться по кабинету по непредсказуемой траектории… Нужно написать письмо Тане, позвать её пить кофе, рассказать обо всём, предъявить трофей — колокольчик! Теперь я словно бы заслужила право написать ей. Но я знаю — нужно спешить. Пока что я под впечатлением от своего путешествия, я чувствую себя кем-то значимым, важным. Меня, как воздушный шарик, надувает свежим воздухом свершений, я обретаю форму, границы, смысл. Но очень скоро унылая реальность навалится, и вернётся привычная повседневная «я». Я превращусь в то, что обычно остаётся после детских праздников: дырявую цветную тряпочку, беспомощно и сиротливо сморщившуюся на полу. Очень скоро явится властный голос и скажет:

— Смешно, что ты считаешь это каким-то достижением. Почему ты не задала старику миллион вопросов, чтобы узнать как можно больше?

— Я задавала, но он не хотел отвечать.

— Ты должна была сформулировать вопросы правильно. Профессионально. И он бы всё тебе рассказал. Ты же просто стояла и перепуганно молчала. Тебе выдалась хорошая возможность, но ты не смогла даже элементарного — просто поговорить. Это полнейший провал. Ты ничего не можешь сделать нормально.

— Нормально — не значит идеально! — буду брыкаться и вырываться я. — Я сделала, как могла!

— Этого недостаточно. Посмотри, сколько всего делают другие люди!

Голос достанет из памяти истории незнакомых мне людей, на которых я когда-то подписалась в Фейсбуке. Раньше мне казалось, что чтение таких «историй успеха» должно вдохновлять и придавать сил. Теперь, про себя, я называю этих людей Чебурашками, потому что их жизненный путь сводится к одному неизменному сюжету: «Я был когда-то странной игрушкой безымянной, к которой в магазине никто не подойдёт, теперь я Чебурашка, и каждая дворняжка при встрече сразу лапу подаёт».

(— Видишь, нормальным людям ничего не мешает. Они прикладывают усилия и добиваются того, чего они хотят.

— Но ведь есть и другие примеры!

— Конечно есть! Всегда можно найти кого-нибудь, кто ещё ничтожней, чем ты!)

Голос никогда не уступает, и мне никогда не удаётся победить его. И вслед за ним я перестаю верить в значимость своих поступков и «достижений».

Но сейчас я металась по офису, пытаясь выстроить в цепочку лихорадочно-оживлённые пляшущие мысли…

Первый черновик письма — пять предложений, потрескавшихся от искусственной, ломанной куртуазности. Не хватает только снабдить его эпиграфом из рыцарского романа. CTRL+A, Delete[5].

Во втором варианте меня прорвало на удушающую откровенность. Страх и одиночество букашки, ползущей через открытую городскую площадь. Ох, если бы за психологический стриптиз платили так же щедро, как за кривляния возле шеста, я бы уже скопила на квартиру. Когда пишешь такие письма, то погружаешься в поток опасного эксгибиционистского наслаждения, и уже не можешь остановиться. А когда перечитываешь, чувствуешь стыд и даже какую-то гадливость. И самое странное, что эта, казалось бы, предельно откровенная исповедь начинает казаться фальшивой. CTRL+A, Delete.

Что в такой ситуации написал бы мой коллега Игорь, который всегда запросто сходится с людьми? Что-нибудь простое, например: «Привет! Как дела? Со мной тут произошла волшебная история. Как насчёт выпить вместе кофе и поговорить? Как у тебя завтра со временем?». Или что-то в таком духе. «Отправить».

Тем временем Игорь как раз пришёл в офис. Он увидел меня, и брови его приподнялись.

— Ты чего так рано?

От него пахнуло парфюмерным магазином, не успевшим выветриться по дороге. Он выглядел выспавшимся, одет был в тщательно отглаженную рубашку в мелкий синий цветочек, энергично жевал коричную булку, шурша бумажным кульком и транслируя радиоволну «Как прекрасен этот новый день».

— Не спалось.

— Опять бессонница?

Стало неловко: словно я своими грязными ботинками пачкаю светлое весеннее утро, порчу людям настроение своими проблемами. Но врать, что всё отлично, тоже не хотелось.

— Вроде того.

— Ох, Стася, это