– Витенька, – устало сказала я, – все понимаю, просто хочу просчитать наихудший вариант. Ты же видишь, к чему все катится. Все только хуже становится, за столько времени ни одного просвета! А хуже всего, что настоящий убийца на свободе, он и Сережкиного отца может убить, и ребенка Володиного…

– Пока Серега сидит, никого не убьют, – уверенно сказал Витя. – Иначе все обвинение лопнет.

– Нет, Витя, – возразила я. – Впрямую, может, и не убьют, но могут устроить несчастный случай. Это очень умный человек. Или несколько человек, не знаю… Он посадил Сережку, убил его деда и мачеху, он почти убил его отца, и он почти убил меня. Если бы не чистая случайность, я бы умерла, а в руки следствия попала бы моя «предсмертная записка», которая окончательно убедила бы всех в Сережкиной вине. Двух зайцев одним выстрелом, а?.. И меня убрать, и Сережку поглубже закопать! Я только никак не могу понять, кто заинтересован во всех этих смертях?.. Ведь если речь идет о наследстве, если все это затеяно только для того, чтобы получить Володины деньги, то это… кто-то из Лавровых… Никто другой не может быть наследником!..

Мимоходом я подумала, что мы нарушаем слово, данное Эдьке, но остановиться уже не могла.

– Знаешь, Витя, когда я пришла поговорить с Ниной Владимировной, они там все были в гостиной, и я орала там, что это кто-то из них всех убивает и подставляет Сережку. И после этого Сережкиной бабке стало плохо… Может быть, убийца был среди них, он или испугался, что я смогу что-то обнаружить… Или он просто озлился и решил меня припугнуть там, в библиотеке… А потом ему пришла идея убить двух зайцев…

– А я тебе говорил, чтобы ты не лезла в это дело! – рассердился Витя. – Говорил я тебе или нет? Помогла ты Сереге? Нет, только хуже сделала!..

Мне стало так больно от этих слов, что я не выдержала и заплакала.

Витя перепугался. Видимо, как и многие мужчины, он не переносил женских слез. Пока он метался вокруг меня с кружкой воды и бумажными салфетками, из магазина вернулся Эдька. Увидев душераздирающую сцену, он, конечно, понял, что без него мы обсуждали что-то важное, надулся и демонстративно взгромоздил тяжелую сумку прямо на обеденный стол.

– Эдя! – завопила я, и слезы мои мигом высохли. – Куда ты грязную сумку на стол!..

– Бабьё! – презрительно хмыкнул Эдька, достал из сумки лежащую сверху коробку с новым замком и увел Витю в прихожую.

Я стала разбирать продукты, и тут стала ясна причина столь несвойственной Эдьке покладистости – в сумке обнаружилась бутылка водки.

– Эдька! – возмущенно крикнула я, высовываясь в прихожую и потрясая бутылкой. – Это что такое?

Парни, открыв входную дверь, ковырялись в замке.

– На свои купил, – проворчал Эдька, орудуя отверткой.

– Я разве про деньги?! – продолжала злиться я.

Эдька демонстративно повернулся ко мне спиной, не сказав ни слова. Скрипнув зубами, я вернулась на кухню.

…Пока я жарила курицу, варила картошку и кипятила чай, парни поменяли мне замок, и Витя торжественно вручил мне новые ключи. Я отделила от связки один и молча протянула его Эдьке. Он так же молча сунул его в карман.

– Эдя, – спросила я, – а тетя Женя читала ту записку, ну… «посмертную»?

– Нет, – пробурчал Эдька. – Она без очков была, а без них читать она не может. Я ей сказал, что ты из-за Сереги… из-за того, что его посадили… И Веранде звонить я ей запретил.

Теперь понятно, почему Верка не донимает меня звонками!

– Эдечка, – проникновенно сказала я. – Я тебя люблю!

И в порыве горячей благодарности чмокнула его в небритую щеку. Эдька почему-то густо покраснел.

…После обеда мы попытались продолжить «мозговой штурм», но получалось у нас это плохо, потому что за обедом Эдька напился. Несовершенство окружающего мира в очередной раз ранило его нежную душу, и он, как всегда, прибег к «душеукрепляющему». Я в конце концов отобрала у него бутылку и убрала в холодильник, но было поздно. Он стал крикливым, бестолковым и несносным, и так надоел нам с Витей, что мы решили расходиться, тем более что за окном уже стемнело.

Я еле-еле отбилась от Эдьки, который орал, чтобы я шла ночевать к ним. Не хотелось врать что-то тете Жене и выслушивать ее жалостливые причитания. Потом соберусь с силами и поговорю с ней, и все объясню, и поблагодарю…

Витя тоже предлагал мне защиту и кров, но я отвергла и их, поклявшись быть очень осторожной и внимательной и поднимать тревогу при любом подозрительном шорохе.

Я дважды повернула новый ключ в новом замке и наконец осталась одна. Стало тихо, только громко тикал будильник на тумбочке. Я завернулась в плед и залезла на диван.

Конечно, мне было страшновато. Неизвестно, что еще придет в голову убийце, а главное, неизвестно, знает ли он, что его попытка не удалась?..

Мы с Витей и Эдькой, конечно, обсуждали этот вопрос, и наши мнения разделились. Эдька утверждал, что у меня был настолько «дохлый» вид, что убийце и в голову не могло прийти усомниться в успехе. По его мнению, убийца убрался подальше и теперь и близко не подойдет к моему дому, чтобы ненароком не засветиться.

Вот в этом я сомневалась. Я была уверена: убийца наблюдает за нашим домом. Он мог видеть, что в моих окнах зажигается и гаснет свет, мог видеть Витю, входящего в дом или Витину машину, стоящую у дома. А вот «Скорой», полиции или «труповозки», наоборот, видеть не мог, а потому должен был сделать вывод, что я жива. И этот вывод должен его напугать и заставить предпринять какие-то действия. Хорошо хоть, что в квартиру мою он больше проникнуть не мог…

Рассудительный Витя не исключал ни моей версии, ни Эдькиной. И все втроем мы не знали, что делать дальше… Мы решили, что каждый из нас поразмыслит в одиночестве, а завтра, в воскресенье, мы соберемся снова.

Признаться, сейчас мне не особенно хотелось о чем-то размышлять. Я просто сидела и наслаждалась покоем и той огромной радостью, что разрасталась в моей душе. И причина этой радости была понятна – я наконец-то твердо знала, что Сергей ни в чем не виноват! Убийца наконец-то вышел из тени, засветился! Пытаясь убить меня, он выдал себя!

Я, конечно, и раньше верила в невиновность Сергея, но верить и знать – все-таки разные вещи. Наверное, вера стоит дороже, но знать, зна-а-ть, было так блаженно, что я разулыбалась во весь рот, а потом даже вслух засмеялась…

Я сидела и мечтала: Сережу выпустят, может быть, еще до Нового года… Мы вместе будем отмечать праздник, поедем к Рюминым, Верка нас приглашала… Или встретим Новый год вдвоем, тихо, дома… нужно купить шампанское, испечь торт, сделать любимый салат «оливье»…

Я так размечталась, что выпала из реальности и почти вскочила, чтобы бежать в магазин за шампанским и зеленым горошком. Но движение отрезвило меня, я вспомнила, на каком свете нахожусь. Сережу никто не выпустит, пока настоящий убийца не найден, а я даже представить не могу, кто им может быть. Для меня ясно одно – это кто-то из семейства Лавровых, потому что никто иной не может наследовать Володино имущество. Но кто из Лавровых? Володина тетка с мужем? Пожилые, сильно нездоровые, усталые люди… Маловероятно… Евгений, их сын? Одышливый алкоголик, едва влачащий по жизни свой проспиртованный организм? Да нет, не может быть… Его сестра Лера или ее муж? Ну, это, пожалуй, единственные члены семьи, которых я хоть как-то могу себе представить в роли убийц… По крайней мере, они хотя бы способны на это физически…