Неужели они? Вялые, вечно скучающие, ничего, кажется, не способные сделать своими руками… Ни за что не поверю!.. Но тогда кто? Больше заинтересованных нет…

Стоп! Кто сказал, что нет? Я могу не знать еще кого-то из родственников! Например, тот человек, который оставил Володе эти проклятые большие деньги, кто он? Насколько я помню, какой-то родственник, живший в Америке. Но у него тоже могли быть дети. Например, он с ними поссорился и лишил наследства, завещав деньги Володе, и теперь ущемленные и обиженные наследники мстят…

Эта мысль показалась мне такой заманчивой, что я тут же позвонила Вите.

– Груня, что случилось! – испуганно закричал в трубку Витя.

– Витя, все в порядке, – успокоила я его. – Просто мне кое-что пришло в голову… – Я изложила Вите ход моих мыслей и попросила: – Витя, ты не можешь по своим каналам как-нибудь разузнать, кто завещал Володе деньги?

Витя задумчиво похмыкал и пообещал:

– Постараюсь…

– Спасибо, Витенька, – сказала я. – Жду тебя завтра.

Я снова угнездилась на диване. За окном совсем стемнело, в окнах домов напротив горели огни. В одном из окон сверкала разноцветными огоньками елочная гирлянда. Мы с Сережей давно заприметили это окно, там всегда вешали елочную гирлянду задолго до Нового года. Люди заранее создавали себе праздничное настроение. Сейчас я остро позавидовала этим беспечным людям…

Я встала и плотно задернула шторы, чтобы не расстраиваться дальше. Снова взяла телефон, позвонила в ожоговый центр, где лежал Сережин отец, и услышала прежний ответ: без изменений. А вот из клиники, где лежала Сережина бабка, ответили, что состояние больной улучшается. Ну, хоть что-то…

Я решила пойти на кухню и попробовать попить горячего чаю и хоть что-нибудь съесть, потому что почувствовала слабость и неприятный озноб. На кухне я тоже плотно задернула шторы и только тогда включила свет, и тут же поймала себя на тревожной мысли: а вдруг у убийцы есть пистолет, и он выстрелит в меня с улицы?

Но никто в меня не выстрелил, я благополучно обглодала холодное куриное крыло, а вместо чая сварила себе кофе. Я боялась спать в эту ночь…

Сполоснув чашку, я пошла обратно на диван. Сейчас включу телевизор и как-нибудь скоротаю ночь, а утром придут Витя с Эдькой…

Проходя через прихожую, я увидела на тумбочке для обуви свою кофту, которую вчера принесла тетя Женя. Придется ее стирать, ведь она наверняка изрядно пропылилась, валяясь за диваном у Ковалей. Все-таки тетя Женя, при всей ее любви к чистоте, не каждый день лазает за диван с половой тряпкой. Сейчас суну кофту в стиральную машину.

Я взяла кофту и, как всегда перед стиркой, вывернула карманы. Что-то выпало из одного кармана и покатилось по полу прихожей…

Он уже целую вечность блуждал по лабиринту, заполненному серым туманом. Туман забивал легкие, и он мучительно задыхался. Время от времени возникала короткая колющая боль, и тогда дышать становилось легче, а в тумане возникал просвет, тогда он спешил, надо было идти, искать выход. В просветах мелькали неясные тени и чьи-то лица. Некоторые были незнакомы, других он знал. Один раз возникло лицо матери, она не сказала ни слова и исчезла, и он тоже не успел ничего ей сказать. Мария Дмитриевна сидела в своем любимом кресле с ворохом цветов на коленях, проходила грустная Наталья, что-то говорила ему одними губами, исчезала…

Несколько раз в просветах появлялась Маша с Вовкой на руках. Она была веселая, махала ему рукой и кричала: «Петька!» Он кидался к ним, но туман не пускал, вязкая субстанция пеленала его по рукам и ногам, он увязал в ней и снова задыхался, а Маша уходила, потом возникала снова, внимательно вглядывалась в него и снова пропадала, а он все шел и шел, и не было конца пути.

Один раз навстречу ему вышел тот, кого он хотел бы забыть, но не мог, ведь перед глазами всегда было напоминание. Умное, притягательное лицо с характерной складкой рта – верхняя губа сильно нависает над нижней – внимательные, чуть насмешливые глаза. Когда-то он восхищался этим человеком, мечтал быть на него похожим, потом презирал и ненавидел, и боялся встретить вновь, потому что не мог за себя ручаться, так ему хотелось его убить. И вот он его все-таки встретил.

– Это ты во всем виноват, – сказал он этому человеку. – Это все твоя подлая трусость и деньги твои проклятые.

Он говорил не вслух, про себя, но тот его слышал.

– Прости, Петя, – ответил тот, кого он ненавидел. – Я хотел искупить свою вину.

– Искупить? – переспросил он. – Да ты купить хотел. Ты моего сына хотел купить!

«Купить, купить, купить!» – кричал он про себя, и в какой-то момент получилось крикнуть вслух.

Крик разорвал пелену беззвучного мира, что-то как будто лопнуло в ушах, он стал слышать звуки – звяканье, ритмичный писк. Он вдруг понял, что может открыть глаза и открыл.

На лице, склонившемся над ним, были видны только глаза, остальное было плотно закрыто медицинской маской. Глаза внимательно вглядывались в него, голос, глухой из-под маски, сказал:

– Ну вот и славно, вот вы и очнулись. А пить я сейчас вам дам…

В первый момент я не поверила своим глазам. На полу прихожей, тускло сверкая в слабом свете маленькой лампочки, лежал золотой медальон бабки Лавровой…

Я отпрыгнула от него, как от змеи. Мне показалось, что он материализовался в моей прихожей совершенно мистическим образом, телепортировавшись прямо с бабкиной шеи. В голове замелькали обрывки читанных и слышанных страшных историй. Неужели бабка умерла и прислала мне «привет» с того света? Теперь она будет мне мстить, ведь, в сущности, это я ее убила!

Я потрясла головой, стараясь прийти в себя. Да нет, не может быть! Совсем недавно мне сказали по телефону, что бабка чувствует себя гораздо лучше. О чем я только думаю! Наверное, контузия, полученная мною в подвале библиотеки, или препарат, которым меня травили, повредили мне мозг!

Следующая мысль была более материалистичной, но не менее пугающей: медальон принес убийца и подсунул мне с непонятной целью. Но, еще немного подумав, я поняла, что этого не может быть, если медальон выпал из моей кофты, убийца не мог его подсунуть, ведь в то время, как он орудовал в моей квартире, кофта валялась под диваном у Ковалей!

И тут в моих контуженых мозгах всплыло воспоминание: врач со «Скорой помощи» разрывает цепочку на бабкиной шее и бросает медальон мне, а я машинально его ловлю…

Вся кровь бросилась мне в голову, стало нестерпимо жарко. Что же это? Выходит, я сунула медальон в карман? Чужую вещь, наверняка не дешевую… Бессознательно, автоматически, как еще? Я абсолютно не помню этого момента, но что это меняет? Другого варианта просто нет!

Я украла чужую драгоценность… Кто мне поверит, что я сделала это нечаянно? Боже мой, какой позор, стыдобище!

Я обхватила голову руками и замычала, раскачиваясь из стороны в сторону.