Вернувшись домой, я позвонила Вите, но он опять был недоступен. Похоже, он занес мой телефон в черный список…

Меня опять затопила тоска. Я слонялась по пустой квартире, натыкалась на мебель, включала и выключала телевизор, перебирала свои альбомы и холсты, трогала краски. Ни к чему не лежала душа… Подойдя к холодильнику, я открыла его. Он был пуст, только в уголке притулилась бутылка с остатками водки. Еще Эдькина… Я взяла ее, подержала в руке и поставила обратно. Не хватает еще начать заливать тоску алкоголем…

Что опять со мной? Ведь ничего непоправимого еще не случилось… А если случится? Если Сергея все-таки осудят? За три убийства, а если Петр Владимирович не выживет, то и за четыре… Наверное, это пожизненное…

Я уткнулась в диванную подушку и заревела. Я представляла свою жизнь без Сережи, представляла, что никогда не увижу его, и это было невыносимо… Сколько это продолжалось – не знаю, но в конце концов кончилось, просто я, наверное, выплакала все слезы. И в этот момент мне в голову и пришла идея: если Сергея осудят, я заставлю его жениться на мне. Упрошу, постараюсь убедить… Я слышала, что это не запрещено… Когда я стану его женой, я буду иметь право на свидания, передачи, я смогу куда-то писать, чего-то добиваться, просить о помиловании, да мало ли!.. Я буду видеть его, пусть редко, пусть раз в несколько лет, но буду!

Это решение воодушевило меня. Еще не все потеряно! Так, если я сегодня дозвонюсь Вите, то потребую личной встречи, а если не дозвонюсь или он мне откажет, то завтра, прямо с раннего утра, поеду к нему домой. Пусть это будет бесцеремонно, но мне плевать. Я поговорю с ним и выясню все, что он от меня скрывает, а он что-то скрывает, я это чувствую, я узнаю, как пробиться к следователю и как можно оформить брак с заключенным. Завтра, кстати, суббота, и на работу мне не надо. У меня все получится!

От радостного возбуждения мне даже захотелось есть, и я побежала на кухню, вспомнив, впрочем, по дороге, что в холодильнике ничего нет кроме Эдькиной водки, и пообещав себе завтра непременно купить продукты. Пошарив по шкафам, я обнаружила только полпакета макарон. Ладно, это тоже еда, к тому же на столе стояла банка с шоколадной пастой, из которой я утром отъела совсем немного. Живем!..

Кухонный кран опять начал свистеть… Это с ним время от времени случалось, и Сережа, чертыхаясь, как-то заставлял его уняться. Он давно говорил, что кран пора менять, но у него все не доходили руки. И вот теперь кран, словно почувствовав отсутствие хозяина, снова пошел вразнос, и мне пришлось терпеть его свист. Теперь придется решать эту проблему самой… Ничего, по сравнению с другими проблемами, эта была самой пустячной…

Я с аппетитом сжевала горячие макароны и попила чаю с шоколадной пастой. Вымыла под свистящим краном посуду, потушила свет в кухне, достала из сумки телефон и забралась с ногами на диван.

Я набирала и набирала Витин номер, но его телефон молчал. Я решила послать ему эсэмэску и успокоиться на этом, потому что чувствовала сильную усталость. Я решила набрать одно слово: «Позвони», но почему-то мне это никак не удавалось. Пальцы вдруг стали непослушными, и вместо «з» все время набиралось «ж». «Пож… Пожж… Пожжж…». Я никак не могла сообразить, что я делаю… Мой собственный палец, помимо моей воли, набирал бесконечную букву «ж»… Я потрясла головой, перед глазами запрыгали черные точки, к горлу подкатила тошнота, телефон выпал из рук. Что со мной? Да что это со мной?!

Я поняла, что происходит что-то страшное, но ничего поделать уже не могла. Команды мозга не доходили до мышц, я не могла встать, не могла позвать на помощь. Через минуту мне это стало безразлично, ни думать, ни понимать не было сил… Мозг заволокло вязким туманом, и я упала лицом в диванную подушку.

…По комнате кто-то ходил, что-то двигал, чем-то шуршал, звякал. Кто-то трогал меня, переворачивал, что-то делал с моими руками. Я попробовала пошевелиться, открыть глаза, но ни того, ни другого не получилось, и я опять ушла в темноту.

…А! …А! …А! – Кто-то кричал вдалеке, что-то грохотало. Надо было открыть глаза, встать, понять, что происходит, но я не могла, ничего не получалось.

…А! …А! …А! – Кто-то кричал уже ближе и тряс меня за плечи. Хлесткий удар по лицу как будто включил мозг, и я слегка приоткрыла глаза. Надо мной, в тумане, плавало чье-то лицо. Эдька…

– Грека! – опять заорал он и снова начал хлестать меня по лицу, не давая уплыть в темноту и умереть. – Ты что наделала! Что ты наделала, сволочь! Мама! Воды давай, теплой!

То, что Эдька делал со мной дальше, лучше не вспоминать. Он заставлял меня глотать огромные количества воды, а потом извергать эту воду обратно. При этом он непрерывно орал на меня, обзывал сволочью и время от времени бил по щекам. Бедная тетя Женя, причитая, носилась с кастрюлями и тазами, и все это длилось целую вечность. Под конец мне стало казаться, что вместе с водой я вот-вот вытошню свои внутренности. Но зато у меня стало проясняться в голове, я стала потихоньку осознавать происходящее, начала шевелиться и, собравшись с силами, смогла ответить Эдьке:

– Сам сволочь…

Эдька облегченно вздохнул и стал ломать какие-то ампулы и втыкать в меня шприцы. Боли я не чувствовала. Тетя Женя обтерла мне лицо влажным полотенцем и, выгнав из комнаты Эдьку, помогла переодеться в пижаму и лечь в постель. Укрыв меня одеялом, повздыхав и повсхлипывав, она ушла.

Эдька остался. Придвинув кресло к моему дивану, он уселся, глядя на меня злыми глазами и что-то бормоча себе под нос. Время от времени он засовывал руку под одеяло и ледяными пальцами щупал мою шею.

Остатками разума я понимала, что со мной произошло что-то плохое. Вероятно, я чем-то отравилась, и мне стало плохо. Но все остальное было непонятно. Как тетя Женя и Эдька очутились в моей квартире? Может быть, я позвонила, позвала на помощь? Ничего не помню… Почему Эдька так злится на меня? Недоволен тем, что пришлось со мной возиться, спасать? А, ладно, он злится всегда и на всех… Ни смотреть на Эдьку, ни разговаривать с ним у меня не было сил. Ни шевелиться, ни думать я не хотела. Хотела только, чтобы Эдька перестал меня трогать. И спать, спать, спать… С трудом ворочая языком, я сказала своему мучителю:

– Отстань… Еще раз тронешь – укушу…

Эдька хмыкнул и оставил меня в покое. И я уплыла туда, где не нужно было задавать вопросы и искать ответы, где были тишина и покой, покой, покой…

Когда я проснулась, в комнате было темно от задернутых штор. Что сейчас, утро, вечер? Телефон, который всегда лежал на тумбочке, куда-то исчез, будильника я не слышала. Сколько я проспала?

В комнате я была одна, но кресло было придвинуто к дивану, и это напомнило мне вчерашние события.

Чем я могла отравиться? Дома – ничем. Дома я только пила кофе и чай с шоколадной пастой и ела макароны. Макаронами отравиться нельзя, а пасту я ела еще вчера и чувствовала себя нормально. И тетя Женя, кстати, тоже. На работе? Вчера Таня, наша цветоводша, приносила из дому рыбный пирог, очень вкусный. Рыба? Надо будет позвонить девчонкам, узнать, не траванулся ли кто-нибудь еще?..