Эдька позвонил мне на мобильник, и они с тетей Женей услышали, как мой телефон поет за дверью. Стало ясно, что я все-таки дома. Тут тетя Женя встревожилась уже не на шутку и погнала Эдьку за ключом от моей квартиры, который всегда висел на гвоздике у них в прихожей.

Зайдя в мою квартиру, Эдька и тетя Женя обнаружили меня лежащей на диване без сознания, а на столике рядом лежала «предсмертная записка», придавленная пузырьком от препарата, вызывающего в больших дозах потерю сознания и смерть.

– Вот эта хрень как к тебе попала?! – загремел Эдька, схватив с подоконника аптечный пузырек из темного стекла и потрясая им перед моим носом.

– Этим же препаратом были отравлены Серегин отец и его жена, – тихо сказал Витя.

Я молчала.

– Эд, не кричи на Грунечку, – вступился за меня Витя, увидев, что Эдька открывает рот для новых воплей. – От твоего рыка толку все равно нет.

Эдька осекся, перевел дух и уже спокойно закончил рассказ:

Тетя Женя кинулась было вызывать «Скорую помощь», но Эдька ее остановил. Во-первых, он знал, как суицидный диагноз осложнит мою жизнь в будущем, во-вторых, даже увидев своими глазами записку, даже прочтя ее и поняв ее смысл, он не смог до конца поверить, что я и Сергей могли сделать то, о чем шла речь. Словом, он не захотел сдавать меня правоохранительным органам и принялся реанимировать меня сам…

Только тут я в полной мере поняла, что сделал для меня Эдька. И чуть не заплакала, когда он сказал: «Не смог поверить». И поклялась, что никогда не забуду ему этих слов.

– Эдя, – сказала я. – Спасибо тебе и тете Женечке! Эдя!..

– Ну наконец-то удостоился «спасиба», – заворчал Эдька. – Может, наконец, и объяснишь хоть что-нибудь? Хотя бы в качестве благодарности!..

– Да я бы рада, – сказала я, сжимая виски, потому что от напряжения у меня начала болеть голова. – Только я не понимаю, как это случилось! Не понимаю!!! Я не писала этого, и я не принимала этой гадости! Я думала, я рыбой отравилась! И мне не в чем каяться, я никого не убивала!

– Стоп, Грунечка, – начал рассудительный Витя. – Расскажи подробно, что ты делала вчера и что ела… – он обернулся к Эдьке. – Как быстро действует этот препарат?..

– Быстро, – буркнул Эдька. – В больших дозах почти сразу.

– …что ты ела за ужином? – закончил Витя.

– Ну, делала что обычно, работала, – начала вспоминать я. – Вечером ела макароны и пила чай с шоколадной пастой, мне ее тетя Женя дала, но я ее и утром ела… А где она?..

– Кто «она»? – озадачился Витя.

– Шоколадная паста… Банка… Там еще оставалось, я думала, еще утром чаю попью… Тут стояла. – Я показала на стол.

Витя вопросительно взглянул на Эдьку.

– Ничего тут не было, – удивился тот. – Поди, все слопала и забыла. Мозги-то отшибло после этой хрени!

– Нет, – сказала я, вдруг начиная что-то понимать. – Была. Стояла вот тут. И пасты оставалось немного, я еще хотела утром чай попить…

– Да какая разница-то? – раздраженно спросил Эдька. – Сама говоришь, утром ела, и ничего… Да и мы с матерью ее ели, пасту эту… При чем здесь она, ты препаратом отравилась, а не пастой, если бы паста испортилась – картина отравления была бы другая! Эй, ты чего?

Я терла ладонями лоб и мычала от усилия. Мне нужно было вспомнить, вспомнить! Что-то важное, очень важное!.. И я вспомнила… Вспомнила ощущение присутствия кого-то, кто ходил, трогал меня и что-то делал возле меня, а я не могла шевельнуться и открыть глаза. И это было до того, как Эдька начал орать и лупить меня по щекам!

Я вскочила и заглянула в мусорное ведро под мойкой. Нет, банки там не было. Значит, он унес ее с собой. Конечно, ведь это улика! Я оглянулась на парней. Они озадаченно смотрели то на меня, то друг на друга.

– У него есть ключ от моей квартиры! – дрожащим голосом сказала я.

– У кого?! – хором воскликнули они.

Хороший вопрос! Если бы я знала!

Я снова села к столу. Трясущимися руками схватила свою кружку с чаем и стала жадно глотать, попутно расплескивая чай на стол и на себя. Эдька кинул мне кухонное полотенце.

– Ну!.. – крикнул он. – Говори, наконец!

В голове у меня царила совершенная сумятица. Мысли путались, опережая и перебивая одна другую, и никак не желали выстраиваться в более или менее логическую цепочку. Торопясь, сбиваясь и повторяясь, я стала рассказывать обо всем, что происходило со мной в течение последних дней – о странном случае в подвале библиотеки, о женщине на балконе читального зала, следившей за мной, о шторах в нашей квартире, задернутых кем-то в мое отсутствие, о том, что кто-то был в нашей квартире, когда мне стало плохо… Я говорила и чувствовала, как нелепо и неправдоподобно все это звучит.

– Ребята, поверьте мне, – умоляюще сказала я. – Кто-то подставляет Сережку, а теперь еще и меня! В конце концов, я никогда бы не стала писать предсмертную записку на компе и печатать ее на принтере, я сделала бы это от руки! Я не из тех придурков, которые приросли к компьютеру и без него шагу ступить не могут!

– Да, в этом есть странность, – задумчиво сказал Витя. – Обычно предсмертные записки пишут от руки. Записка, написанная на компьютере, дает основания подозревать имитацию самоубийства.

– Вот именно имитация, – взбодрилась я, очень благодарная Вите за поддержку. – Он пришел, когда меня не было дома, намешал отравы в шоколадную пасту, ушел, а потом, когда я отключилась, вернулся и оставил эту записку и пузырек из-под препарата. А банку с остатками пасты унес, потому что это – улика! Чего бы, спрашивается, я стала травиться с помощью шоколадной пасты!

– Подсластить хотела ядик! – ехидно возразил Эдька. – Ерунда все это! Если этот самый «он» решил подбросить записку, то ему нужно было точно знать, что ты слопала эту чертову пасту и препарат подействовал. А как он мог это знать? В окошко за тобой подглядывал? Так высоковато, третий этаж! Придумай-ка что-нибудь поправдоподобнее.

Эдька был прав. Убийца должен был контролировать меня. Вернее, не меня, а процесс моего «самоубийства».

– Он мог наблюдать за мной из соседнего дома, – неуверенно предположила я. Зайти в подъезд, подняться на третий этаж и смотреть в окно.

– С подзорной трубой? – продолжал насмешничать Эдька. – А то далековато, вряд ли разглядишь, пасту ты лопаешь или варенье.

– У меня не было варенья, и он это знал! – разозлилась я.

– Да и шторы по вечерам у тебя задернуты. Или вчера ты их не задернула? По просьбам зрителей, а?

Нет, шторы я вчера задернула, это я помнила точно…

– Ну, значит, он просто проследил, что я вернулась домой, потом подождал некоторое время, за которое я, по его расчетам, должна была приготовить ужин и съесть его и эту пасту и… ну, например, позвонил по телефону… Я не взяла трубку, и он понял, что можно зайти.