правде в глаза. Я отмахивалась от этой правды, когда ты отказался от полноценного секса со мной, вернувшись из длительной командировки. Когда странно себя вел, был на нерве и постоянно злился. Когда ты хрен забил на обещанный мне ужин в ресторане, а вместо этого сорвался куда-то на ночь глядя, ничего не объясняя. Когда таблетки твои нашла. Когда инструкцию к ним прочитала. Когда поняла, что заразиться ты мог одним путем — только одним. И даже когда твоя шлюха прислала мне сообщение, в котором все открыто и подробно разъяснила, я… я все еще надеялась на чудо! Мой мир рушился, как домик карточный, а я твердила себе как умственно отсталая — он не мог! Не мог! Не мог! И по указанному адресу я поехала не для того, чтобы тебя с поличным поймать, а… совсем наоборот. Я хотела убедиться, что тебя там нет. Я молила Бога…

Стася осеклась, осознав, что ей не хватает воздуха. И не слезы ее душат.

Не эмоции, а… Ян. Он так крепко прижал ее к себе, так остервенело в объятиях стиснул, что кости затрещали под напором его мощной хватки.

И все же, она вывернулась из его цепких рук. Превозмогая себя, продолжила:

— Не думай, что я все спланировала заранее. Что намеренно друзей на тебя натравила. Нет. Все вышло спонтанно. Анжелка побоялась отпускать меня одну неизвестно куда. Еще и в состоянии, далеком от адекватного. Она тоже не верила, что ты… способен на такую подлость. Утверждала, что под личиной якобы твоей любовницы мне может писать, кто угодно. Несла чушь про маньяков и прочие опасности, которые могут меня там подстерегать. Это она Мишку с нами позвала. В компании мужа ей было спокойнее. А уже Крюков позвал Ваньку и Тараса. По своей собственной инициативе, и я узнала об этом, лишь когда увидела друзей на лавочке у подъезда. Но знаешь, я безумно благодарна им за поддержку в такой трудный момент. Твоя блондиночка встретила меня голой! Голой, черт, подери! А потом… с превеликой радостью к тебе отвела. С того момента я себя уже не контролировала. Я обезумела, осознав… Ох, Ян! Видел бы ты свое лицо в ту секунду, когда я застукала тебя с ней! Когда ты понял, что попался!

Стася загоготала в голос, ощущая себя так, словно вернулась в прошлое.

— И после этого ты утверждаешь, что не предавал меня, Ян? — пробормотала, немного успокоившись. — В таком случае, посмотри мне в глаза и скажи, что я ошибаюсь! Что я идиотка тупая и все неправильно поняла! Что на самом деле ты не изменял мне. Что ни разу не трахал ту красотку-блондиночку, которая при всех орала, что от любви к тебе сходит с ума! И что заразу ты подхватил не из-за того, что пихал свой член, куда попало, а так… ветром надуло! Давай же, Костров! Скажи мне это! Скажи! И я… прямо сейчас рухну перед тобой на колени! Буду ноги тебе целовать, стопы облизывать и прощение вымаливать за наше разрушенное счастье! Ну, что же ты молчишь, дорогой? Сказать нечего или…

В следующий миг она испуганно взвизгнула, оказавшись вдруг зажатой между стеной и его телом. Намертво пришпилив Стасю к своей тяжело вздымающейся груди одной рукой, Ян с глухим измученным стоном впечатал кулак в вышеупомянутую стену. Потом еще разок. И еще.

Наблюдая за этим, Стася стояла, точно парализованная. Дышала и то через раз, немея от ужаса. А когда Ян принялся покрывать порывистыми поцелуями ее лицо, волосы, шею, ее кинуло в сильнейшую дрожь.

Впрочем, Кострова колотило ничуть не меньше. Уткнувшись носом в ее макушку и опаляя кожу головы своим горячим дыханием, он прошептал:

— Я не в силах изменить прошлое. Не в силах.

Это был ответ. Его чертов ответ. Честный и беспощадный. Выбивающий землю из-под ног и воздух из легких. Часто-часто задышав, дабы остановить зарождающуюся истерику, Стася гневно выплюнула срывающимся голосом:

— Так хотя бы не вороши его!

Что есть мочи, она оттолкнула Яна от себя.

Очертя голову, кинулась к спасительному выходу.

Но застыла, услышав тихое:

— Прости меня. Прости за боль.

— Я пыталась, — ответила, медленно обернувшись. — Не выходит. У меня не…

Она резко замолчала, заметив кое-что на стене. Кое-что, чего до этой самой секунды в упор не замечала. Прямо над диваном висела красивая фоторамка. Но вместо фотографии по стеклом красовалась записка. Потрепанная. Измятая. И смутно знакомая. Приглядевшись внимательно и узнав свой почерк, Стася буквально остолбенела. Внутри что-то оборвалось, надломилось от этого открытия, когда она признала ее окончательно:

«Записка! Моя прощальная записка! За каким чертом он… хранит ее?»

Содержание, насквозь пропитанное отчаянием и болью, гласило:

«Это конец. Я никогда тебя не прощу! Ты убил меня своим предательством. Я умерла. Прежней Стаси больше нет. Та, в кого ты меня превратил, ненавидит тебя всей душой. Всем сердцем. Ты мне противен. И как человек, и как мужчина. Не ищи меня! Не вынуждай переезжать с места на место, играя с тобой в кошки-мышки. В этом нет смысла. Я все равно не вернусь к тебе. Даже под дулом пистолета! Я скорее под забором сдохну, или же в вонючем наркопритоне! На развод подам сама. На твое имущество не претендую. Об одном прошу… не заявляй на ребят! Они ни в чем не виноваты. Они всего лишь… моя семья. И защищали меня так, как умеют! Прощай, и будь счастлив со своей заразной шмарой. Впрочем, нет. Не заслужил! Надеюсь, однажды ты сдохнешь от сифилиса, чертов ублюдок!»

Это стало последней каплей в чаше ее самообладания. В глазах предательски защипало. В груди заныло. Из горла вырвалось хриплое и надрывное:

— Да ты издеваешься! Какого черта, Ян? Выкинь это немедленно!

На что Костров лишь обессиленно прислонился спиной к стене.

— Нет, — отозвался коротко.

— Что значит, нет?

— То и значит.

Не чувствуя земли под ногами, Стася ринулась прямиком к записке, намереваясь уничтожить ту во что бы то ни стало. Но Ян преградил ей путь.

— Не вздумай. Она будет висеть там, где висит.

— Ошибаешься, — прошипела Стася, игнорируя его предостережение.

Напрасно. Почти в то же мгновение Ян подхватил ее на руки и опрокинул на диван, угрожающе нависая сверху. Вынуждая изумленно охнуть и замереть под его острым одичавшим взглядом. Судорожно всхлипнув, Стася спросила:

— Зачем? Зачем ты ее хранишь?

— Это все, что осталось у меня… от тебя, — пояснил Ян голосом, ввергающим в трепет. — Твой крик о помощи. Твое последнее… признание в любви.