– Крепкая, как водка… Век бы пил такую воду, – он вновь нагнулся, зачерпнул немного кружкой, но выпрямиться не успел, выронил кружку и рукой схватился за шею. Стиснул от боли зубы – в шее, пробив бугристую жилу, сидела стрела. Следующая стрела воткнулась в руку.

Панов захрипел, зашатался, но нашел в себе силы развернуться – развернулся и, с трудом раздвигая сапогами воду, двинулся к лодке.

Третья стрела всадилась ему в грудь, четвертая попала под рубашку, в шею.

– Уходим! – зычно гаркнул старший из матросов, это был Андреанов. – Помоги господину поручику, – прикрикнул он на своего товарища Логинова, плечистого молчаливого матроса с щегольскими золотистыми усиками на широком загорелом липе.

Логинов кинулся к Панову. Тут же ему в плечо всадилась стрела с красным оперением. Взмахнув руками и изогнувшись от боли, Логинов полетел на Панова, из последних сил, плюясь кровью, ухватил его за кушак и потянул к шлюпке.

– Скорее! – прохрипел он. В него всадилось еще две стрелы, одна в шею, другая в грудь, Логинов дернулся от боли и, таща за собой бывшего поручика, повалился спиной в шлюпку. – Хы-ы-ы!

Стрелки, находившиеся на берегу, зацепили и Андреанова, но несильно – наверное, потому, что из шлюпки он не вылезал, а вот напарника его, сидевшего на второй паре весел, Попова, тяжелая стрела, более похожая на дротик, уложила на месте. Когда Андреанов перевернул его, Попов уже не дышал, только в открытом рту пузырилась кровь. Андреанов невольно застонал.

– Остановитесь, нехристи, мы уходим! – прокричал он японцам, но стрелы продолжали роиться в воздухе, те стрелы, у которых на хвосте распускалось оперение, издавали веселый поющий звук, но звук этот обнадеживающий казался Андреанову погребальным.

Кое-как он взвалил в шлюпку Панова, уже потерявшего сознание, следом затащил Логинова и, пригнувшись, сделал сильный взмах веслами.

Едва шлюпка добралась до «Святого Петра», как из всех точек острова к галиоту поспешили лодки, много лодок. Очень быстро они взяли корабль в кольцо.

– Та-ак, – со спокойной угрозой в голосе произнес Беневский. Глянул по одну сторону галиота, глянул по другую и негромко приказал: – Заряжай пушки!

– Чем заряжать? – послышался выкрик одного из пушкарей. – Ядрами? Картечью?

– Холостыми. Шкипер, поднимайте якорь, пока мы будем загонять черную кошку в темный угол.

Лодки тем временем перекрыли выход из бухты – встали тесно, вплотную друг к другу.

– Пли! – скомандовал Беневский.

Один за другим ударили три выстрела. Три выстрела подряд – это лучше, чем залп. Японцы попадали в лодки.

Был слышен скрип колеса, поднимающего со дна якорь. Беневский глянул на нос галиота, где стоял Чурин.

– Ну что там?

– Прошу еще две минуты, – проговорил Чурин одышливым голосом. – Этого мне хватит.

– Заряжай! – привычно скомандовал Беневский. – Не то островитяне сейчас очнутся от обморока и тогда… – Что произойдет тогда, Беневский не стал пояснять.

Запыхавшемуся Чурину времени понадобилось меньше, чем он просил – не успели даже пушки зарядить, как он уже встал к штурвалу. Вытер платком потный лоб и пожаловался, ни к кому не обращаясь:

– Жарко!

Галиот, ловя обвядшими парусами слабый утренний ветер, медленно развернулся и поплыл к выходу из бухты, обозначенному яркими деревянными поплавками.

Много лет спустя появились публикации писем участников этого путешествия, их дневники, увлекательные заметки, захватывающие дух статьи, очерки – грамотных людей на «Святом Петре» оказалось на удивление много (в том числе записи делал и Алеша Устюжанинов), к благодатному материалу протянули руки и профессиональные литераторы – в общем, написано о большерецких скитальцах и их предводителе было много. Касаясь инцидента, в котором погиб Панов и матросы, Ясуси Иноуэ, написавший книгу от первого лица, якобы участвовавшего в плавании, отметил: «Японцы хотели нас полонить или убить до смерти, как то они есть идолопоклонники и крестоненавистники».

Позже пробовали вычислить, как же называется негостеприимный остров, чуть было не погубивший Беневского и его людей, и пришли к выводу: это одна из точек архипелага Рюкю, скорее всего – остров Осима.

Если раньше муку на галиоте ели только отдельные личности, то сейчас муку начали есть все подряд, голод ведь не тетка, человека выворачивает наизнанку, лишает последних сил… Надо было срочно причаливать к другому острову, делать стоянку, чтобы испечь хлеба, насушить сухарей. Была еще одна серьезная забота – последний шторм сдвинул груз, размещенный в трюме и корабль дал крен на одну сторону. Это было опасно – следующий шторм мог перевернуть галиот.

Двадцатого июня «Святой Петр» сделал остановку около другого острова… На всякий случай зарядили несколько пушек – на Осиме ведь только пушками и отбились: оглушающий грохот выстрелов поверг зловредных японцев в состояние обморока, похоже было, что они никогда не слышали пушечной пальбы. Это устраивало Беневского.

На этом же острове картина нарисовалась совсем иная – жители оказались приветливыми, улыбчивыми, канцелярист Рюмин назвал их ласково «усмайцами» и подробно описал быт островитян, нравы, одежду, природу, зверей и птиц, диковинные фрукты, которые беглецам довелось там отведать.

Вообще-то Рюмин описывал все, что видел – он поступал, как одинокий всадник, едущий по степи, который от нечего делать развлекает рассказами и песнями самого себя и своего коня, – что попадалось в пути Рюмину, про то он и пел. Оказалось, пел не только для себя и своего коня – пел и для потомков. Ласковый остров, встретивший беглецов улыбками, удививший их теплом, он назвал Башинским.

Островитяне «так до нас были ласковы, как бы уже с нами многое время жили», – отметил он.

Кстати, никто до Рюмина, ни один европеец не писал об острове Башинском, напарник канцеляриста Судейкина был первым.

На картах такого названия, естественно, нет – там другие названия. По прикидкам знающих людей, Беневский попал, скорее всего, на остров Такара-Сима, расположенный в Южной Японии. Именно там живут такие ласковые люди.

Но Беневский, несмотря на миролюбивые улыбки жителей и дары в виде экзотических фруктов, хрюкающих поросят и жареных цесарок, держал пушки «Святого Петра» заряженными, около них постоянно дежурил артиллерист с горящим фитилем.

Островитяне же не сделали ни одного недружелюбного жеста по отношению к чужеземцам, скорее наоборот… «Святой Петр» провел на гостеприимном острове одиннадцать дней. Это были дни настоящего отдыха – безмятежные, с горячим солнцем, голубым морем и удачливой охотой на фазанов. Было испечено много хлеба и заготовлено три с лишним десятка мешков сухарей. Плыть с таким богатым запасом можно было куда угодно.

Было время и для раздумий. Беневский вовремя стоянки сочинил четыре письма на немецком языке, адресованные сёгуну – японскому монарху, но отправил их не напрямую в императорский двор, а в голландскую колонию, проживающую в Нагасаки, – с просьбой передать послания по назначению.