Подписал послания подлинным именем, поставил, естественно, все свои титулы, настоящие и вымышленные, к титулам добавил, что является офицером военно-морского флота ее величества римской императрицы.

Похоже, приверженцы и поклонники австро-венгерской монархии считали себя прямыми преемниками великого Рима, иначе с чего бы Беневскому было так раздувать грудь и хорохориться?

Сам Беневский впоследствии в своих дневниках, изданных во Франции, с упоением рассказывал о роскошных приемах и балах, данных в его честь, о философских спорах с сёгуном, об утонченных манерах высшего света островов и вообще об образованных японцах…

Но был ли Беневский принят императором, наверное, только ему одному и ведомо. Вышеупомянутый Ясуси Иноуэ написал, например, следующее:

«Рассказ Беневского о празднествах, устроенных в его честь, о его философских диспутах с просвещенным японским монархом и об утонченных манерах и обычаях жителей этой страны мог бы сам по себе внушить подозрение, принимая во внимание наши сведения о том, как обычно японцы обращались с иностранцами…» А обращались они, повторяю, просто: причалившие к Японским островам иностранные корабли сжигали – иногда вместе с товаром, команде отрубали головы либо втихую вырезали.

Так что, по мнению Ясуси Иноуэ, Беневский откровенно лгал, и на этот счет у Иноуэ имеются «точные доказательства»… Проверить эти факты, увы, невозможно.

Письма, посланные «офицером военно-морского флота ее величества римской императрицы» провалились в болото истории и их так же вряд ли удастся отыскать, но одно из них все же выплыло на поверхность. О нем заговорили. Это было последнее письмо, четвертое, именно оно стало известно в Японии, как «предостережение Беневского».

Вот что написал японскому сёгуну бывший ученик семинарии Святого Сульпиция – вы только вчитайтесь в текст! «Высокое уважение, которое я питаю к Вашему славному государству, побуждает меня поставить Вас в известность, что в этом году два русских галиота и один фрегат, выполняя тайный приказ, совершили плавание вокруг Японии и нанесли свои наблюдения на карту, готовясь к наступлению на Мацума[2] и прилегающие к нему острова, расположенные на 41°38′ северной широты, – наступлению, намеченному на будущий год. С этой целью на одном из Курильских островов, находящемся ближе к Камчатке, построена крепость и подготовлены снаряды, артиллерия и провиантские склады…»

Под письмом была поставлена дата – июль 1771 года. Где, в каком сне привиделись Беневскому провиантские склады и артиллерия со снарядами – неведомо совершенно. Но как бы там ни было, письмо сильно встревожило правящую верхушку Японии и перед островами, перед сёгуном и его двором, встала проблема, о которой раньше никто не думал – военная проблема. Жить дальше, как японцы жили до июля 1771 года, было нельзя…

В 1791 году в Японии вышла книга довольно серьезного ученого той поры Хаяси Сихея «Военные беседы для морской страны», где просвещенный муж, ссылаясь на главного героя нашего повествования Беневского, – ссылки эти были частыми, – утверждал, что самая крупная угроза для японцев исходит из России.

В результате Япония, бывшая страной совершенно закрытой, но тем не менее не проявлявшей вражды по отношению к своим соседям и, в первую очередь, к России, неожиданно сделалась страной настороженной, холодной, готовой напасть когда угодно и на кого угодно, на любое, даже самое мирное судно, перевозящее, например, чай в Америку из Китая и позволившее себе неосторожно приблизиться к японским берегам. Японцы тут же брали судно на абордаж, сжигали его вместе с грузом, а людей безжалостно умертвляли.

Вот чего достиг Беневский последним своим письмом. Словом, уже в начале девятнадцатого века Япония была для России сформировавшимся, готовым врагом, хотя Россия по отношению к островному государству никогда не вынашивала захватнических планов – ей бы удержать свои владения на Тихом океане, поскольку куда ни сунься, везде увидишь уши и головы англичан, американцев, даже испанцев – любители средиземноморских апельсинов тоже примерялись к тем краям, но потом им показалось, что Дальний Восток – это все-таки край света, где часто бывает холодно и неуютно, и они ушли оттуда; англичане же, наоборот, постарались усилить свое давление и заглянуть русским за пазуху.

Подробно были исследованы взаимоотношения Японии и России и в советскую пору, в двадцатые-тридцатые годы. Было высказано даже предположение, что Беневский хотел сделать России царский подарок – завоевать для нее Японию и преподнести на голубом блюдечке, пытался «держать себя царьком, обложить береговых японцев налогом»[3].

Японцы, естественно, пришли в неистовство.

Дальше Беневский повел себя как обычно – бросив в незамутненную воду камень, понял, что ничего путного из этого не получится, забрался на борт галиота и поплыл дальше.

Круги от брошенного им камня распространялись не менее ста пятидесяти лет.

По другим сведениям, враждебные действия против Беневского и его людей были предприняты не на Осиме, а на Формозе, как тогда называли нынешний Тайвань, и именно там, на Формозе, были убиты поручик Василий Панов, матрос Иван Попов, смертельно ранен Логинов.

Что произошло в действительности, сейчас, конечно, уже не установить: сведения на этот счет дошли до нас неточные, воспоминания, оставленные участниками тех событий, также носят противоречивый характер. Вот и поди разберись.

Точно только одно – были убиты и похоронены, зарыты в чужую землю русские люди Панов, Попов, Логинов.

Канцелярист Иван Рюмин – в прошлом казак, человек грамотный, неизвестно за что сосланный на Камчатку, оставил в своих заметках такое описание: «Нашли диких людей, индейцов, – Рюмин упрямо называл островитян так, хотя «индейцов» перепутать с японцами, извините, трудно, – народы дикие, которыми никто не владеет. Видом весьма смуглые, ходят почти все нагие, и хотя у некоторых и есть платье, но и то из кож звериных, да и сами имеют взор звериный».

От рук этих людей и погибли люди Беневского. Но ведь на «Святом Петре» побывали и чиновники (можно даже предположить – просвещенные), привезли дары, кланялись, улыбаясь от уха до уха – разве они не ведали, что может произойти? Или же, как обычно, сыграли в свою игру – карточную, двойную?

Кто это были? Японцы? Китайцы? Кто-то еще? Неведомо.

Наполнив бочонки водой, насушив сухарей, «Святой Петр» продолжил свое плавание.

В Тайваньском проливе галиот угодил в свирепый шторм, чуть не перевернулся, но остался жив; выйдя из шторма, большерецкие беглецы наткнулись на лоцку с китайскими рыбаками. Те показали дорогу в гавань Чжан-Чжоу.

В Чжан-Чжоу проводкой судов занимались очень опытные лоцманы-китайцы, славящиеся своей безукоризненной работой на всем Востоке.

Китайцы провели русский галиот мимо Кантона в Макао. В гавань порта Макао «Святой Петр» вошел двенадцатого сентября 1771 года.