– К огромному сожалению, именно от их рук пал и Пол Кросби, один из лучших наших пилотов, ваш одноклассник.

Вертолет с бойцами Алена поднялся и полетел над водой.

– Пол? Пол погиб? – спросила Лора.

Помощник со скорбным выражением лица кивнул:

– Его захватили, когда самолет был сбит, он держался мужественно до последней минуты жизни. Его фотографии и другую информацию мы вам предоставим. Надо рассказать о герое…

Помощник прервал речь, глядя, как из приземлившегося вертолета выходят спецназовцы. Что-то там шло немного не так. Среди рослых парней показалась тщедушная фигурка. Этот человек был явно не из отряда лейтенанта Строка. Вот Ален взял его за локоть, ведет в их сторону.

Лора тут же переключается на новый объект, снимает…

– Кто это? – спросил помощник.

Ален останавливается, а незнакомец продолжает приближаться к ним, говоря на ходу:

– Я капитан Кросби, я был захвачен русскими, они отпустили меня. Они меня отпустили!

Журналистка даже теперь не потеряла самообладания. Продолжая щелкать фотоаппаратом, воскликнула:

– Пол? Вы? Русскими?

Помощник подскочил к летчику, схватил его за руку, повел в сторону:

– Никаких бесед! Ему плохо, видите же, ему плохо! Надо срочно отправлять на базу, к медикам…

В глубь джунглей уйти было невозможно: их обложили, как обкладывают волков на охоте. Если б обносили красными флажками, флажков бы отряд не испугался – подобное было уже в их практике. Но тут против Пятого работают по-серьезному, не на испуг. Вот к берегу подошел очередной катер, и полтора десятка южновьетнамцев, получив инструктаж, пошли процеживать свой квадрат…

Физик стоит на коленях, осторожно поднимает руки над травой. Тонкий провод еле виден над землей. Он смотрит на пустой вещмешок, лежащий перед ним, говорит Платову, прислонившемуся к дереву:

– Все, командир, запасы наши ек.

Платов кивает:

– Итого, значит, четыре мины…

– И шесть «говорушек».

«Говорушки» должны просто орать и сообщать координаты, на каком участке зацеплена преследователями вот такая проволочка.

– Нормальненько, больше и не надо. – Платов, как всегда, спокоен. – Хук, если удастся, на какое-то время отвлечет их здесь, а мы возвращаемся к берегу.

– А что нам теперь время даст? – спрашивает Пирожников.

Платов не отвечает. Из числа его бойцов такой вопрос никто бы и не задал, и ответа бы не ждал, потому что не на каждый вопрос есть ответ даже у Пятого.

Зато Хук говорит Пирожникову:

– Видел, чего тут Физик наставил? Вот теперь только попробуй шаг влево – шаг вправо. Командир, пусть Пирожок идет первым.

Физик поднимается на ноги, осматривается:

– Первым я пойду. За мной – шаг в шаг.

Платов спрашивает у Хука:

– Ты-то коридор запомнил?

– С закрытыми глазами найду.

– Не надо с закрытыми. Сейчас случай такой – без всякого выпендрежа, ребята. И потом, ты обещал со мной в отпуск на Оку поехать.

– Раз обещал – значит, поедем. Я что, командир, разве тебя когда-нибудь подводил?

Платов пожимает ему руку.

То же делают Физик и Женька. Но Хук продолжает говорить с Платовым:

– К тому же, я так понимаю, в отпуске и свадьбу сыграем, да? Со стороны жениха свидетелем буду как-никак, а невесту тебе я выбрал.

– Ну, о свадьбе не к месту говоришь…

– К месту, командир. Все, что жизни касается, – к месту. О другом думать не надо.

Что жизни касается…

Это произошло… Ну да, месяц назад. Был ранний-ранний вечер, когда раздался звонок в его квартиру. По весьма уважительной причине он не сразу подошел к двери, потому позвонили еще дважды. Платов, на ходу затягивая пояс на штанах, побежал открывать и увидел на пороге Светлану Алексеевну, маму его Насти. До этого они виделись лишь однажды – он провожал Настю домой, а мама ждала дочь у подъезда. Был час ночи, она, конечно, волновалась и не могла спать, потому та их встреча и знакомство были скомканными и нервными. После пару раз общались по телефону, когда она брала трубку вместо Насти, и тоже сквозь зубы…

Судя по всему, и теперь Светлана Алексеевна пребывала не в лучшем настроении. По-хозяйски шагнула через порог, спросила вместо «здравствуйте»:

– Вы один дома?

Врать Платов не захотел и потому прямого ответа избежал:

– А что случилось, Светлана Алексеевна?

Та поняла его слова по-своему:

– Вот и хорошо. Нам надо поговорить. Может, предложите войти?

– Конечно, конечно! Только подождите минуточку…

Он метнулся в комнату, стал быстро застилась разобранную кровать, переворачивать висевшие на стене фотографии, в первую очередь ту, где Настя с обнаженной грудью. А Светлана Алексеевна уже рядом, внимательно осматривается, близоруко щурится, лезет в сумочку за очками. Платов показывает на кресло за журнальным столиком:

– Извините, бардак – холостяцкая примета. Садитесь. Кофе, чай?

– Да нет, спасибо, я на минуточку. – Она все же садится. – Как понимаете, я пришла из-за Насти.

– Понимаю. Тогда, может, рюмочку?

Женщина с ехидцей покачивает головой:

– Вот-вот, такой вы…

– Законченный алкаш?

– Не думаю. Я вообще медик, о многом сужу по внешнему виду. Вы пьете мало. Но суть не в этом. Вы больше чем на десять лет старше ее, и потом, эта ваша работа, служба… Моя девочка достаточно обеспечена, чтоб не бегать за офицерами, понимаете? И… А почему вы не женились раньше?

Вопрос был до того необычен, что Платов вполне искренне спросил:

– А надо было, да?

Светлана Алексеевна, кажется, очки не нашла, силится без них разглядеть фотографии.

– Для меня – так надо. Она у нас с мужем единственный ребенок. Она для нас все! Что вы можете ей дать? Лично я не хочу, чтоб она сидела в пустой квартире и неделями ждала вашего возвращения из командировок, гадая, вернетесь вы вообще или нет. Вы же по связи, да? А это техника, ток, генераторы разные…

Платов не стал женщину ни в чем разубеждать, сказал лишь:

– Так получается, что Настя для меня тоже единственная. И потом, из командировок я обычно возвращаюсь.

– Обычно!.. Я знаю военных, у нас в доме есть военные. Вы думаете о погонах, о должностях, о карьере, а семья у вас на последнем месте.