Никто не смог больше сказать, как сложилась дальнейшая жизнь Берты. Наверняка те, кто знали ее, могли бы поклясться, что она как две капли воды похожа на мать: белая нежная кожа, уголки губ сжатые, черные, гладко зачесанные волосы, большие глаза и прямой нос. Когда она в первый раз пришла навестить ее на кладбище, ей было столько же, сколько Эмме, когда та отравилась.

26

Офелия сказала, что судьба моя написана в моем имени, и, возможно, была права, но то, что меня зовут Астольфо, никак не связано со старыми книгами с комбината, а с неким неизвестным скупщиком волос.

Он приходил с калабрийского взморья и объявлял о своем появлении гулким, как из бочки, голосом, а местные женщины ожидали его каждый четвертый день месяца, пунктуального, как солнечное затмение. Он тащил за собой тележку, полную всякой утвари, – ведра, чаны, корыта, лохани, которые обменивал на женские волосы, остававшиеся на зубьях расчесок, как рыбки в неводе; ловкие женские руки их вынимали и складывали в конверты и пакетики. Волосы любой длины, толщины, цвета, частицы собственного тела, отданные в обмен на лохань для стирки белья или чаны, в которых хранили разрубленную тушку поросенка.

Некоторые дамы перед сдачей даже опрыскивали их духами, другие расчесывали их как на куклах и завязывали разноцветными бантиками, не смущаясь, что старый моряк сбросит их в одну кучу с сальными волосами Челестины и завшивленными космами Фоски. Он брал у всех женщин, даже у Миледи, хотя они были из подмышек, где росли обильнее всего. Что он с ними делал потом, оставалось полной загадкой: по некоторым предположениям, волосы для кукол, для женских париков, для скрипичных смычков. Для сквернавцев, по утверждению Гасперины, смотрительницы ризницы.

В самом деле, что с ними делают, задавалась вопросом тринадцатилетняя Катена Семинара, моя мама, аккуратно складывая в пакетик волосы своей сестры. Мать поручила ей заниматься обменом, и она ожидала прибытия торгаша на ступеньках крыльца их дома, положив пакетик рядом и держа в руках потрепанную книгу, которую перечитывала уже не раз.

Когда барахольщик прибыл, Катена положила книжку на ступеньку, взяла пакетик и отдельно прядь своих волос, которую использовала, как закладку наподобие Пьетро Бембо, использовавшего для этих целей белую прядь Лукреции.

– Мне, пожалуйста, голубое корыто, – сказала она, протягивая пакетик.

Чтобы достать его из-под завалов утвари, человек опрокинул ведро, из которого выпала книжка. Она была необычайно красива, обтянута коричневой кожей, будто только что напечатана, с золотым тиснением и шелковой закладкой, выступавшей из-под обреза.

Старик подобрал ее, как упавший носовой платок, и швырнул обратно в ведро.

– Сколько вы за нее хотите?

– За это? – сказал он, доставая книгу. – Даже не представляю, как она сюда попала. Но если хотите, можем сговориться. – Он посмотрел на блестящие волосы девочки, ниспадавшие ей на плечи.

Вынул и протянул ей ржавые ножницы. Катена не раздумывала, выбрала самые длинные пряди волос и отрезала. Этот тип схватил их, вдохнул их запах и от удовольствия призакрыл глаза. Положил их в карман пиджака и отдал ей книгу.

Катена вернулась в дом, не заботясь о том, что ее отругают за безобразие, в которое она превратила свою голову, и рассмотрела прекрасный том: Лудовико Ариосто «Лучшие отрывки из “Неистового Орландо” с предисловием и комментариями, объясняющими всю поэму».

Она легла на кровать и принялась читать. С тех пор Катена не отрывалась от этих историй, днями и неделями думала о доблестной Брадаманте и о красавице Дораличе, она была сбежавшей Анджеликой и Изабеллой, умоляющей пронзить ее сердце копьем, но больше всех она любила его – паладина, сына Оттона, английского короля, ибо тайная мечта любой неприкаянной души – отправиться в царство луны и строить там несбыточные планы, но главное – узнать, что́ безнадежно потеряно и что́ понапрасну ищешь каждый день.

Отец мой, напротив, прекрасно знал, чего он ищет, и когда однажды, много лет спустя, моя мать пришла к нему на перерабатывающий комбинат, в начале ночной смены, с пожелтевшей книгой «Избирательное сродство» в руках и протянула ее под завывание ветра, пробегавшего по страницам, как по крыльям ветряной мельницы, и сообщила ему, что он вскоре станет моим отцом, поэтому не забудь, что и ты был сыном, добавила она, прижалась к нему и поцеловала в лоб, и у отца увлажнились глаза… ты будешь отцом и сыном. Она запрокинула голову и долго смотрела на луну, чувствуя, как в ее венах прочно срастаются избранные химические элементы.

Следуя сложившемуся у нас обычаю давать потомству эксцентричные имена, мать предложила назвать ребенка – если будет мальчик – именем Астольфо, как героя книжек, добавила она напористо, и Вито подумал, что и Горио тоже странное книжное имя, как и многочисленные другие, украшавшие Тимпамару, и не все ли равно, а Катена для пущей важности прочитала ему наизусть отрывок про луну.

– Как звали отца Астольфо?

– Не помню, но он был английский король.

Этого было достаточно.

Неделя началась с появления Исайи Караманте. Он пришел на кладбище и разыскивал меня.

Я наблюдал, как рабочие заделывают обвалившуюся часть стены. Он увидел меня издали и знаком попросил подойти.

– Я принес библиотечные книги, – сказал он, показывая пакет.

– Пойдемте.

Он вошел за мной в подсобку.

– Если не трудно, поставьте в тот угол.

Караманте поставил пакет, поправил черный ремень от сумки, сползавший с плеча, и подошел к моему столику.

– Думаю, что настал момент истины…

– Я тоже думаю, что могу вам открыться.

Вокруг стояли табуретки.

– Я тоже верю в мертвых, – сказал он, опуская на пол свою увесистую сумку. Открыл ее и подозвал меня посмотреть.

– Я вам больше скажу, я верю в их голоса.

Внутри был аппарат размером в сумку, с бобинами, напоминавший то ли магнитофон, то ли проектор.

– Я знаю, вы сочтете меня сумасшедшим, но уверяю вас, я в здравом уме. Вы когда-нибудь слышали о метафонии?

– Нет.

– Не будем мешкать, пойдемте, расскажу по дороге. Знаете какое-нибудь место, куда можно пойти?

Я направился к могиле Эммы.

– На своем профессиональном языке мы называем это явление «инструментальной транскоммуникацией». В нескольких словах, это способ, позволяющий с помощью радио и записывающей аппаратуры уловить голоса, слова и фразы, которые произносят бесплотные обитатели потустороннего мира.

– То есть вы хотите сказать, что действительно…

– Да, с помощью этого инструмента я слушаю и записываю голоса мертвых.

Я не удивился, мне даже показалось, будто я услышал нечто заурядное, всем известную истину.

– Как это? Объясните.

– Нет ничего проще.