Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, я знаю. Я уже видел, как он убивает. Для таких, как он, это легко. Но не для меня.
Я поворачиваюсь к другой девушке. Ее жизнь так же ценна, как и жизнь моих друзей. Так же ценна, как и жизнь любого другого человека.
— Ты можешь считать до трех, Элли.
Это имя, которое они мне дали. Они так делают — дают нам разные имена, похожие на наши. Как будто они дразнят нас нашим прошлым, протаскивая его в наше новое начало. Еще одна форма пытки. Но я делаю вид, что это имя — не мое. Я — Элси. И так будет всегда. Они могут забрать Элли. Она их, но Элси — моя.
— Один.
— Ты больной! — кричу я. — Ты попадешь в ад.
Он хихикает.
— У тебя нет времени, чтобы тратить его впустую. Решай. Твои друзья или эта пустышка.
Девушка рыдает и умоляет меня пощадить ее — умоляет и умоляет — и я плачу вместе с ней. Я протягиваю к ней руку, но Агнело оттаскивает меня назад за волосы.
— Ты сделала это с ней. С этого дня ты навсегда останешься убийцей. Сначала он. — Он дергает меня за голову в сторону мертвого мужчины. — Теперь это будут либо твои друзья, либо эта женщина. И неважно, будет ли твоя рука на спусковом крючке. Ты будешь причиной смерти своих друзей.
— Пошел ты, — шиплю я, когда он нажимает сильнее, кожа головы горит.
— Два.
Я не могу убить своих друзей. Может быть, я могу убить себя. Я начинаю поднимать пистолет к голове, а он смеется.
— Если ты даже сможешь убить себя, это ни хрена не изменит, — хрипит он. — Я убью всех троих. Тебе этого не избежать.
Нет! Нет! Нет!
Моя рука дрогнула, когда я подняла пистолет, направляя его на невинную женщину, стоящую передо мной.
— Пожалуйста…, — плачет она. — Не убивай меня.
Ее ореховые глаза смотрят на меня, умоляя о жизни, умоляя о шансе на то, чего мы никогда не получим. Мы больше не принадлежим этому миру. Мы уже мертвы. Никто не сможет спасти нас от этого. Может, нам всем лучше умереть?
— Сделай это сейчас! — кричит он, а она рыдает, выставив ладони перед лицом.
Но это не остановит пулю.
— Три.
Выстрел.
Звук выстрела пронзает воздух, и пуля пронзает ее прямо в грудь.
Я убила кого-то. Кого-то, кто имел значение. Я. Я сделала это. Я никогда не смогу простить себя.
Вода льется мне на голову, я падаю на пол в душевой, мои ладони наполняются слезами, которые смываются водой. Отголоски моих мучений становятся все громче, рыдания накатывают на меня волна за волной.
Я убийца. Не лучше, чем Майкл. Причины, по которым я это сделала, не имеют значения. Важно лишь то, что я это сделала. Я лишила ее жизни из эгоизма. Спасая своих друзей, я лишь продлила их страдания.
Я не могу заставить себя перестать плакать. Как будто воспоминание об этом вывело все на поверхность. Все то, через что мы с Кайлой прошли. Все то, что нам пришлось увидеть и сделать.
Моя грудь сжимается, и я сжимаю ее ногтями, задыхаясь и задыхаясь от того, что дыхание не попадает в легкие. Хорошо, что София еще в школе. Я бы не хотела, чтобы она слышала меня в таком состоянии.
После того как я убила бедную девочку, я на какое-то время оцепенела. Я пыталась убедить себя, что я, Элси, никого не убивала. Это сделала Элли. Но это помогло только на неделю. Пока она не начала мне сниться. Чувство вины… Я все еще живу с ним. И всегда буду жить.
Мои пальцы погрузились в волосы, когда я закричала навзрыд. Вспоминая тот день, я чувствую, что все происходит заново.
Я даже не знаю ее имени. Я убила ее и даже не знаю ее имени.
Вдруг стеклянная дверь распахивается, и я, задыхаясь, поднимаю голову и вижу там Майкла, на его лице отражается озабоченность.
— Что ты здесь делаешь? — Я провожу рукой под глазами и зажмуриваюсь, чтобы убедиться, что мои руки прикрывают грудь.
— С тобой все в порядке? — Он нахмуривает брови, и его шрам подергивается.
— Я в порядке. И я… э-э… голая. Ты можешь уйти? — Нервы бурлят в моем голосе.
Он не обращает на это внимания, достает полотенце и идет в душ, вода стекает по его спине, пропитывая хлопок его серой рубашки и черных брюк. Но ему, похоже, все равно, потому что эти напряженные глаза смотрят на меня, требуя, чтобы я подчинилась.
— Вставай, — говорит он, раскрывая для меня полотенце.
Я хочу драться с ним. Это то, что я умею. То, в чем я хороша. Но как только я рискую взглянуть на него, все рушится. Все смывается. И остается только женщина, которая смеет мечтать о мужчине, который действительно заботится о ней настолько, что может обнять ее, когда она плачет. Не желая ничего другого, кроме этого.
— Иди сюда, голубка. Позволь мне облегчить это для тебя.
Мое сердце замирает, слезы затуманивают зрение. И с задыхающимся криком я делаю это. Я иду к нему. Я встаю и бросаюсь в его объятия, как будто все остальное не имеет значения, кроме ощущения их силы, этой мощи и, Боже, этой безопасности.
Он прижимает мою голову к своей груди, крепко обнимая меня, а я позволяю боли отступить, как будто вычеркиваю ее из своего существования. Трудно поверить, что этот человек, которого я должна была ненавидеть, который отнял у меня свободу, сейчас утешает меня.
— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает он, успокаивая меня.
— Нет. — Я тяжело вздыхаю. — Я хочу забыть.
Он отводит от меня лицо, его взгляд тлеет и мягко темнеет.
— Что я могу сделать, чтобы помочь тебе в этом, детка?
Детка. Он назвал меня «деткой», как будто я его. Это слово проникает в мое нутро и расцветает. Но когда я начинаю чувствовать силу этого одного слова, простого слова, я гашу его, как горящее пламя. Я не его ребенок. Я — ничто.
Не позволяй ему обмануть себя.
Он проводит костяшками пальцев по моей щеке, мое лицо покалывает, каждый сантиметр меня дрожит от одного только его прикосновения, от одного только ласкового взгляда в его глазах.
— Ты ничего не можешь для меня сделать.
Он обнимает меня крепче, сильные мужские руки пробегают по моей