С тяжелым вздохом он говорит:

— Давай я уложу тебя в постель. Тебе надо отдохнуть.

Я устала. Так чертовски устала. Моя голова. Мое сердце. Все устало.

Я киваю, и мы вместе выходим из душа. Не сводя с меня глаз, он берет полотенце обеими руками и растирает его по моим рукам, вытирая меня насухо.

Медленно опускает полотенце, обнажая мою грудь, вытирает и ее, переходит к животу, к моей сердцевине. Убедившись, что каждый сантиметр моей кожи сухой, он опускается на пол. И все это время он смотрит прямо на меня, даже когда вытирает мои бедра. Как будто одним взглядом он говорит мне: «Ты больше, чем твое тело и твоя кожа».

Ты больше. Ты моя.

Его голубка.

Он встает, возвышаясь надо мной, ладонями обхватывает мои щеки, полотенце теперь лежит на земле. И я обнаруживаю, что хочу, чтобы он поцеловал меня, как я хотела все эти разы. Этот всплеск потребности настолько силен, что я не могу перестать смотреть ему в глаза, не могу остановить биение своего сердца.

Он долго и глубоко вдыхает, прикрыв глаза, и когда он опускается, чтобы поцеловать меня в лоб, моя нижняя губа дрожит. Это слишком. Я не хочу так сильно чувствовать.

Я хочу сказать ему, чтобы он ушел, и в то же время хочу, чтобы он остался. Между моей головой и сердцем идет борьба, и я не уверена, кто из них побеждает.

Каждый дюйм его тела выглядит так, как будто он тоже борется. Борется за то, чтобы не прикоснуться ко мне. Поцеловать меня. Он хочет меня, но не позволяет себе обладать мной. Впервые за долгое время мужчина уважает меня настолько, чтобы не принуждать.

— Я отнесу тебя в постель, — говорит он мне, просовывая руки под мои бедра и прижимая меня к своей груди.

Он прижимает меня к себе, как будто я значима. Как будто я важна. Для него.

И в этот момент, когда мое сердце бьется быстрее, мне все равно, что его глаза постепенно блуждают по моему телу. Меня не волнует, что они сужаются, когда он видит мою грудь, изгиб бедер. Я не чувствую себя грязной, когда он смотрит на меня.

В кои-то веки я чувствую себя красивой.

Он выводит меня за дверь, несет к комоду и достает одну из своих футболок. Не одну из моих. Не знаю, может быть, я слишком много в этом вижу, но от того, что он хочет, чтобы я была в его одежде, мне становится немного легче. Он ставит меня на ноги, и я поднимаю руки, чтобы он надел на меня эту футболку.

Когда я опускаю взгляд вниз, то вижу толстые очертания его члена, и у меня подгибаются пальцы на ногах.

Его грудь расширяется от резкого вздоха, и я отвожу взгляд, мои щеки пылают от того, что на них смотрят.

— Давай, детка. Пойдем в постель.

Опять это слово, от которого мой желудок начинает бешено вращаться. Что он делает со мной? и скользит полотенцем по одной ноге, затем по другой.

Он берет мою маленькую руку в свою большую, и я с готовностью иду за ним к кровати. Он обхватывает мое лицо ладонью и смотрит в мои глаза так глубоко, что я чувствую, как его эмоции вырываются из него и попадают прямо в мое сердце.

— Что эти ублюдки сделали с тобой? — шепчет он, нежно поглаживая губы большим пальцем.

— Все, — говорю я со слезами на глазах.

— Элси… — Он задыхается. — Я бы хотел…

— Ты не можешь вернуться и спасти меня. — Я кладу руку на его руку, которая все еще держит мою щеку. — Но ты можешь спасти тех, кто еще страдает. Пожалуйста, Майкл.

Его длинные ресницы опускаются вниз, а глаза на мгновение закрываются.

— Ты думаешь, я не хотел помочь, Элси? Ты думаешь обо мне так?

Мои брови изгибаются.

— Я не знаю, что думать. Но я точно знаю, что ты не помог Кайле.

Его челюсть сжимается.

— Мы подписали с ними договор. Это единственная причина. Мы не вмешиваемся в их деятельность, а они не вмешиваются в нашу.

В его взгляде плещутся эмоции. Ему тяжело. Теперь я это вижу.

— Так мы живем в мире, и если бы не София, я бы разорвал чертово соглашение, которое заключил с ними мой отец, и убил бы их всех. Ради тебя. — В потемневших лужах его взгляда появилась убежденность. — Этот договор — единственное, что обеспечивает безопасность Софии. Они убьют ее, чтобы добраться до меня.

Мои глаза увеличиваются. Я даже не подумал об этом.

— О, Боже. Мне… мне очень жаль. Я не понимала… Но, думаю, это не должно меня шокировать, учитывая, что они делают с детьми. — Слезы наполняют ободки моих глаз. — Теперь я понимаю. Мне жаль, что я сказала тебе эти вещи. Что ты трус.

Но теперь я точно знаю одно: чтобы спасти Кайлу, мне придется действовать самой. Каким-то образом. Даже если для этого придется разозлить мужа.

— Все в порядке. — Уголки его губ подрагивают. — В чем-то ты не ошиблась. Я не очень хороший человек. Но мы не занимаемся людьми. И никогда не занимались.

Он делает паузу, его рот открывается, но так же быстро закрывается, губы сжимаются в легкую гримасу.

— Что такое? — спрашиваю я, понимая, что он чего-то не договаривает.

Он тихонько качает головой, как будто говорить мне о том, что бы это ни было, будет как-то больно. Мой пульс бьется в шее от нарастающего предвкушения.

— Я должен тебе кое-что сказать. Я не думаю, что будет правильно скрывать это от тебя.

Дрожь пробегает по моим рукам.

— Просто скажи мне.

Он убирает одну руку, крепко сжимая ее вокруг моего бедра.

— Я послал одного из своих людей в дом.

Я откидываю голову назад, смятение овладевает мной.

— Где находится Кайла?

Он кивает.

— Там, где находилась Кайла.

Тошнота подкатывает ко мне с новой силой.

— Она… она мертва? — Я заикаюсь.

О Боже. Я не могу дышать.

— Нет, детка. Нет. — Он сжимает мой затылок. — Черт, мне так жаль, что я заставил тебя так думать. — Он снова целует меня в лоб. — Они перевезли девочек. Место было вычищено. Они сделали это, как только ты ушла.

— О, Боже…

Ужас подкатывает к горлу. Как я теперь ей помогу?

— Ты уверен, что она еще жива?

— Да. — В его глазах появилась уверенность. — Я позвонил Агнело, надеясь прийти к какому-то соглашению и вернуть Кайлу для тебя, но…

Я слабо вздохнула.

— Ты сделал это? Ради