функцию физических упражнений и состязаний, которые (якобы) делают достижимыми высшие формы существования. Целый ряд особенностей культа RA позволяет сделать вывод о том, что он представляет собой сложившийся культ человекопоклонничества» [Кыласов 2017а].

Таким образом, наличие культа Religio Athletae в спорте предоставляет нам возможность рассуждать о феномене autos sacramentales (саморелигиозности), описанном в драме «Жизнь есть сон» (1635) П. Кальдерона (1600–1681). Он утверждает, что «жизнь сама по себе без свершений бесцельна», поэтому в момент призыва к свершениям и ради собственного преуспевания в будущем во имя этих самых свершений возникает саморелигиозность с верой в себя [Кальдерон 1989]. Наиболее ярко этот феномен проявляется в архаичных формах физической активности: йоге, цигуне, зурхане, капоэйре, пилатесе, фалуньгуне и других, их называют «духовными практиками самосовершенствования».

Саморелигиозность спорта складывалась по мере появления первых героев — чемпионов и рекордсменов вместе со складывавшимися вокруг их побед мифов. Эти легенды создавали газетные репортеры. Французский философ Г. Башляр (1884–1962) называл их мифологами-любителями, от которых «иногда бывает кое-какой прок, когда они на совесть работают в зоне первоначальной рационализации». Но иронично добавляет, что они «все-таки оставляют необъясненным то, что “объясняют”, поскольку с помощью разума грезы не объяснишь» [Башляр 1998: 53]. Такими грезами для спортсменов и тренеров были деньги и слава, но Кубертен мыслил другими категориями, он грезил о воплощении ницшеанского сверхчеловека будущего. Однако его масштабная цель слабо вязалась с воплощением в заурядном спортсмене, измученном изнурительными однотипными экзерсисами под окрики тренера со свистком. Г. Башляр прекрасно иллюстрирует такое несоответствие цели и средств на абстрактном примере:

«Во всяком случае, если немножко погрезить над занимающей нас проблемой, то покажется, что польза мореходства вряд ли была достаточно убедительным мотивом, побудившим первобытного человека выдолбить лодку. Никакой полезностью невозможно обосновать гигантский риск вручения себя воле волн. Чтобы не побояться мореплавания, нужно было, чтобы что-то вызвало мощный интерес» [Башляр 1998: 54].

В поисках высокой цели, П. Кубертен указывал на «облагораживающую функцию» спорта, позволяющую даже «гимнастические усилия туземцев» сделать достойными внимания общества. Внемля П. Кубертену, спортивные деятели принялись облагораживать даже калек, состязания которых получили названия «спорт для инвалидов», «паралимпийский спорт», «сурдлимпийский спорт» и «специальная олимпиада» для лиц с нарушением интеллекта. Между тем, развитие спорта для инвалидов воспринимается в обществе неоднозначно. Публике трудно пренебречь антиэстетикой соревнований инвалидов, поэтому про них можно увидеть только специальные репортажи в выпусках новостей для формирования интереса публики к решению проблем инклюзивности, социализации и создания доступной среды.

Кроме того, спорт для инвалидов не является общедоступной формой сегрегации, поскольку инвалидность не может быть обретена добровольно только ради участия в соревнованиях. В этой связи, единственным аргументом в пользу организации таких соревнований остается задача по разрушению их негативного образа, при этом нормализация их восприятия все таки остается недостижимой, что убедительно продемонстрировал итальянский культуролог У. Эко (1932–2016) в своей работе «История уродства» (2007) [Эко 2007].

Наиболее острые дискуссии вызывает спорт для инвалидов по интеллекту, потому что они a priori не осознают навязанные им здоровыми людьми тяжелые физические нагрузки. А если принять во внимание еще и то, что они даже не отдают себе отчета в том, чем они занимаются, поскольку не в состоянии осознать свои достижения и сравнить их с чужими, такая деятельность выглядит как радикальное насаждение гандикапизма — форменного насилия и эксплуатации инвалидов ради постоянного заработка тренеров. Но и этим не исчерпываются претензии к спорту для инвалидов по интеллекту. Их соревнования чрезвычайно опасны для зрителей, которые могут оказаться в непосредственной близости с теми, кто не осознает опасности своих действий, и в чьих руках находятся предметы спортивного инвентаря (клюшки, палки, весла и др.), которыми могут быть нанесены серьезные увечья участниками друг другу и зрителям. Однако вопреки перечисленным аргументам, спорт для инвалидов по интеллекту продолжают развивать и оправдывают мифическими «высокими целями спорта».

Между тем, высокие устремления спортсменов охватили спортизацией не только социальные проекты, но и религиозные конфессии, явив миру католический спорт, православный спорт, исламский спорт, сионистский спорт и буддийский спорт [Кыласов 2010а]:

— с 2007 г. лига католических футбольных клубов «Итальянский центр спорта» (CSI), который возглавляет госсекретарь Ватикана, кардинал Тарчизио Бертоне, проводит ежегодный Кубок Священников (Clericus Cup)48 под патронатом Национального олимпийского комитета Италии (CONI); в турнире участвуют команды семинаристов и священников из 65 стран; формируются команды доминиканцев, капуцинов и францисканцев, а также участвует команда Пехотной когорты швейцарцев священной охраны Папы Римского;

— с 1932 г. раз в четыре года Всемирный союз Маккаби (MWU)49 проводит Всемирные игры — Маккабиады, где соревнуются в 25 видах спорта преимущественно олимпийской программы; в последней по времени Маккабиаде 2017 г. приняло участие 10 тысяч евреев из 76 стран;

— в 1993–2005 гг. Исламская федерация женского спорта (IFWS)50 проводила Исламские женские игры под патронатом МОК; с 2005 г. Федерация игр исламской солидарности (ISSF)51 проводит Игры исламской солидарности для мусульман исламских и неисламских стран; в соревнования по 17 видам спорта участвуют мусульмане из 55 стран;

— с 2010 г. Федерация хоккея с мячом России52 проводит ежегодный детский турнир на призы Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси; в 2013 г. в Синодальной резиденции Патриарха Московского и всея Руси состоялся учредительный съезд Союза православных единоборцев53, членами которого стали руководители спортивных федераций восточных единоборств, однако этот невразумительный союз православных любителей туземного спорта Востока вполне ожидаемо не получил поддержки среди мирян, пребывающих в исконно русской культурной парадигме, и по состоянию на 2020 г. зарегистрировано всего 4 региональных отделения — в Московской и Тверской областях, Санкт-Петербурге и Ставропольском крае;

— с 2004 г. Буддийская традиционная Сангха России проводит бурят-монгольские традиционные игры [Эрын гурбан наадан], среди которых особо выделяются Итигэловские игры в честь чудесного возвращения из подземной медитации в течение 75 лет (1927–2002) нетленного (физического) тела XII Пандито Хамбо лама Даши Доржо Итигэлова; игры проводятся в течение трех дней: в первый день — на родине Пандито Хамбо лама Дамба Даржа Заяева, чьим перерожденцем является Даши-Доржо Итигэлов, во второй день — на родине самого Хамбо лама Итигэлова, в третий день — в резиденции XXIV Пандито Хамбо лама Дамба Аюшеева в Иволгинском дацане, где пребывает нетленное тело Итигэлова.

Спортивно-религиозное сотрудничество, несмотря на установленный факт широкого распространения, выглядит достаточно нелепо, потому что духовное единство в нем подменяется плотскими утехами игровых развлечений и противоречит еще и идее эгалитарности спорта самим фактом наличия конфессиональной сегрегации. Кроме того, такое сотрудничество противоречит ст. 50 Олимпийской хартии, содержащей запрет на проявление религиозных признаков [Олимпийская хартия]. Отсюда можно заключить, что религиозность спорта — ни экзогенная, ни эндемичная — невозможна в силу