в Тегеране. В 2005 г. организация была преобразована в Фонд спорта мусульманских женщин (MWSF), а штаб-квартира была перенесена из Тегерана в Лондон64.

В программе Исламских женских игр было 17 видов спорта, в которых участвовали спортсменки 47 стран, где постоянно проживают мусульмане, в том числе неисламских, таких как Великобритания, Россия и США [Кыласов 2010а]. Девушки на играх были одеты в широкие удлиненные рубахи и черные головные платки. На трибуны не допускались мужчины. Представителями СМИ тоже были только женщины. При этом никакой озабоченности организаторов и духовных лидеров мусульман не вызывало то, что трансляции и репортажи без всяких ограничений могли смотреть мужчины. Исламские женские игры проводились только в Тегеране, в 2005 г. они состоялись в последний раз.

В том же 2005 г. в самом центре исламского мира — в Мекке (Саудовская Аравия) провели первые Игры исламской солидарности, организатором которых выступила Спортивная федерация исламской солидарности (ISSF), учрежденная в 1985 г. в Эр-Рияде65. Извечное противостояние шиитов и суннитов не обошло и исламский спорт. Попытка преодолеть противостояние в спорте между двумя основными ветвями ислама не удалась даже после того, как вторые Игры исламской солидарности (2010) запланировали провести в Тегеране. Р. Мэйсон, анализируя эту ситуацию, делает вывод о том, что иранские власти столкнулись с финансовыми и организационными трудностями в условиях международных санкций из-за несогласованной с МАГАТЭ66 разработки ядерных и ракетных программ, но формальным поводом для отмены игр стали требования Ирана к арабам отказаться от названия «Арабский залив» в пользу общепринятого географического топонима — Персидский залив [Mason 2014: 98]. Проведение Игр исламской солидарности было продолжено в Индонезии (2013), где в городе Палембанг на острове Суматра состоялись сразу третьи игры, минуя вторые; четвертые игры (2017) прошли в Баку (Азербайджан); пятые игры, запланированные на 2021 г., были перенесены из-за пандемии Ковид-19 на год и прошли в 2022 г. в Конье (Турция). Проведение шестых игр запланировано на 2025 г. в Яунде (Камерун). Соревнования проводятся по 18 видам спорта, в которых участвуют спортсмены 55 стран, где есть мусульманские уммы.

Восточные единоборства часто обобщенно называют боевые искусства, потому что этнические стилизации под традиционные практики Юго-Восточной Азии стали первыми среди множества таких видов спорта, развивающихся сейчас. Важно отметить, что боевые искусства возникли непосредственно под воздействием англосаксонского спорта. Каждый вид боевых искусств имеет своего автора-основателя, что не позволяет их отнести к традиционной игровой культуре. Но невзирая на это обстоятельство, в последнее время наблюдается целый вал публикаций, представляющих боевые искусства именно «традиционными практиками» состязаний этнических групп. Например, Google Академия выдает по запросу «martial arts» 67 600 статей (с ограничением по датам публикаций только за последние десять лет с 2010 по 2020 гг.) и в подавляющем большинстве публикаций содержится утверждение о «традиционности» боевых искусств, хотя речь в них идет преимущественно о спортивных единоборствах. Такой результат можно объяснить глобальным доминированием спорта как современной формы бытования любых видов физической активности.

Широкое распространение боевых искусств во всем мире представляет собой модель альтернативной глобализации, выраженной в манифестации культур Востока. Проникновение западной культуры на Восток привело к спортизации традиционных единоборств, что позволяет классифицировать этот процесс как глокализацию: локализацию глобальных трендов спортивного нарратива. Восточные единоборства обладают выраженным этнокультурным колоритом, что служит привлечению иностранцев в среду чужой эстетики, ритуалов, стилизованной одежды и транскрибированной лексики на языке оригинала.

Мир-системный анализ позволяет исследовать спорт как макросоциальную общность, в которой объединены представители различных цивилизаций, этнических групп, сословий и профессий. Спортизация превратила традиционные игры и состязания в обезличенные виды спорта, были отброшены все этнокультурные различия ради унификации правил и выработки единого регламента, дабы обеспечить высокую инклюзивность всеобщего участия. Инверсивный процесс сохранения культурного многообразия игрового наследия начался с началом устойчивого роста популярности спорта и привел к повторному обращению к традиционным играм и состязаниям, чтобы превратить их в особенные — этнически стилизованные виды спорта. Оба процесса завершились тем, что в современном обществе сложилось понимание спорта как универсальной культурной оболочки для любых двигательных практик.

Прочность спорта как культурной оболочки постоянно подвергается внешнему воздействию, что в равной степени проявляется в попытках сохранить старые формы физической активности (традиционные игры) и адаптировать постоянно возникающие формы игровой двигательности постиндустриальной культуры (игры технологий), что заставляет задаться вопросом: насколько долог век спорта, изначально нацеленного на «открытие новых возможностей человека»?

Градус серьезности этого вопроса неизменно снижается тем, что онтология возможностей (как таковых) человека не может быть измерена одними только рекордами. Проблема заключается в том, что возможности человека многомерны и не поддаются измерению привычными инструментами научного анализа, что же касается самих по себе физических возможностей человека, то они оказались далеко не безграничными, их пределы были выявлены уже к середине XX в., так что классический спорт в этом понимании полностью исчерпал себя. Перспектива остается только в цифровом представлении соревнований, их виртуализации и креативе дополненной реальности спортивных мероприятий в будущем.

А пока улучшение рекордов становится все более изощренным за счет применения допинга и технологий генной инженерии, неизбежно ведущих к замыканию пространства спорта высших достижений, его самоизоляции. В определении культурного статуса современного спорта М.В. Аверина использует концепцию маргинальности, которая в последнее время «становится притягательным объектом для теоретико-концептуальных интерпретаций», но пока весьма ограничено «используется как эвристически эффективный инструментарий в изучении механизмов социокультурной динамики спорта» в контексте развития «конкретных видов социальных практик, выражающихся в позитивных или негативных экономических, политических, культурных, социальных, личностных трансформациях» [Аверина 2011: 6].

Таким образом, в современном спорте мы усматриваем явно проявляющиеся черты его пост-классической формы, развивающейся как контркультурная практика элитных соревнований, но уже не в классическом виде соревнований, а исключительно как полуфабрикат B2B67 для постпроизводства (postproduction) спортивных событий и телевизионных программ, предназначенных для конечного потребителя — публики на спортивных аренах и/или возле экранов мониторов (телевизоров и компьютеров).

Локомотивом развития спорта стали олимпийские игры, вокруг которых сложилось охватившее весь мир олимпийское движение. Однако и в нем, при всей внешней открытости олимпизма, мы наблюдаем идеологию консерватизма и герметичности, закрепленную в Олимпийской хартии (ст. 25, 45), и выраженную в чрезвычайно сложном процессе включения в программу олимпийских игр новых видов спорта [Олимпийская хартия].

Аналогичную картину можно наблюдать в политике развитых стран Запада в отношении экономик стран Третьего мира, порождающую так называемые «недоразвитые экономики», что обосновано в рамках мир-системного анализа социальной эволюции обществ. А. Франк (1929–2005) в работе «Развитие недоразвития» (1966) утверждает, что недоразвитые экономики изначально созданы таковыми европейскими колонизаторами [Frank 1966]. С. Амин (1931–2018) в работе «Вирус либерализма: перманентная война и американизация мира» (1976) [Амин 2007] констатирует, что унификация мировой экономической системы не