– Что это?.. – только и смогла проговорить она.

– Это то, что осталось от холстов Киры, – спокойно пояснила я. – И я знаю, что это ты изрезала их! И записку оставила, у меня она тоже есть. Если я отдам ее на экспертизу, то обнаружат твои отпечатки пальцев. Отпираться бессмысленно.

– Да у меня и ножа с собой нет! – воскликнула девушка. – Я не резала холсты, они же денег стоят! Я, может, и лежала в клинике, но я не сумасшедшая! У меня депрессия и панические атаки, но я не психопатка и не шизофреник!

– Ладно, – спокойно проговорила я. – Предположим, я тебе верю. Только тебе придется сказать правду, где ты была после обеда. И кто может это подтвердить. Иначе я церемониться не буду – вызову полицию, пусть там с тобой разбираются.

Лена с минуту молчала, потом тихо сказала:

– Ладно, раз так, то вот правда. Я пришла к Волге вместе со всеми. Потом я поняла, что у меня начинается приступ. Паническая атака. Я боялась, что это увидит кто-нибудь из студентов, поэтому села около реки и стала выполнять дыхательные упражнения, которые сказала мне делать психиатр, чтобы на время отсрочить приступ. Мне стало немного легче, поэтому я сразу пошла в медпункт – когда мы приехали, я предупредила медсестру о своем заболевании, это необходимо делать, чтобы, если что, мне смогли помочь. Медсестра дала мне лекарство, сказала посидеть в медпункте, пока мне совсем не станет лучше. Она обещала, что не расскажет даже преподавателям о моей болезни, и я надеюсь, она сдержала свое обещание. Потом я пошла в беседку, как и говорила, и стала читать «Триумфальную арку». А потом отправилась на ужин вместе с остальными.

– Ты понимаешь, что я сейчас могу пойти в медпункт и спросить медсестру, правда ли то, что ты была у нее? – спросила я. Лена безразлично пожала плечами.

– Спрашивай, если хочешь, – сказала она. – Я не врала. Только, пожалуйста, не рассказывай ничего никому. Ты обещала.

Оставлять Киру наедине с Леной я, естественно, не стала. Я собиралась расспросить медсестру о Куйбышевой, но, если рассказ Лены подтвердится, у девушки есть алиби. Почему-то я не сомневалась в честности Куйбышевой, говорила она искренне. Но все же я намеревалась проверить слова Лены – мне нужны факты, а не мое субъективное мнение.

Таня вернулась в комнату поздно, когда Лена уже спала. По словам Тани, она была на дискотеке – вроде как ей там очень понравилось, о чем она с воодушевлением поведала мне, единственной бодрствующей соседке. Белокурая нимфа взахлеб рассказывала мне о парне со второго курса, которого она раньше не замечала, а он, оказывается, «прикольный». В конце концов Таня тоже уснула, я же легла на кровать и уставилась в потолок. Спать я не собиралась – мне предстояло всю ночь следить за тем, чтобы никто не совершил еще какое-либо злодеяние по отношению к моей клиентке.

Ночь прошла спокойно. Никто не ходил по коридору, все мои соседки по комнате спали не просыпаясь. К счастью, я могу не спать несколько суток подряд – мой организм привык к подобным нагрузкам, поэтому утром я не испытывала никакой сонливости. Уверена, что никому и в голову не могло прийти, что эту ночь я ни на минуту не сомкнула глаз.

Кира спала до половины девятого. И Лена, и Таня уже встали и вовсю шуршали пакетами с умывальными принадлежностями. Однако громкие звуки Киру не разбудили, и я всерьез опасалась, что доза успокоительных оказалась для девушки слишком большой. Я разбудила Киру за полчаса до завтрака, чтобы та успела умыться и собраться.

Девушка сонно потянулась и села на кровати. Посмотрела на будильник, протерла глаза и проговорила:

– Вот это да, дома я так долго не сплю. Вообще в голове каша какая-то, ничего не соображаю…

Она вытащила зубную пасту и щетку и пошла умываться. Я последовала за ней. Кира ничего не говорила о своих холстах и, как мне показалось, она не помнит о событиях вчерашнего дня. Я не стала ей ничего рассказывать, помня слова медсестры. Девушка привела себя в порядок, и мы направились на завтрак.

К великому недовольству большинства студентов, нам подали манную кашу. Таня фыркнула и отставила тарелку, Лена тоже проигнорировала завтрак. Кира, и та поковыряла кашу ложкой и проговорила:

– С детства ненавижу манную кашу… По-моему, ее невозможно приготовить вкусно, и почему только ее варят?..

– Каша как каша, – пожала плечами я, доедая свою порцию. К счастью, я совершенно непривередлива в еде – могу запросто питаться не только в кафе и ресторанах, но и в дешевых закусочных. К тому же сейчас не время становиться гурманом, следующий прием пищи у нас только в два часа дня.

– Обед не скоро, – напомнила я своим соседкам по столу. – Будете ходить полдня голодными.

– Лучше уж голодным быть, чем есть всякую ерунду, – с вызовом ответила Таня. – Даже какао тут ужасное – вода с привкусом молока… И бутерброды с маслом. Кошмар!

Я выпила напиток и про себя согласилась с Таней. На какао сей шедевр явно не тянет, бутерброд, в принципе, съедобный, однако произведением кулинарного искусства его тоже не назовешь. Кира не стала есть бутерброд, отдала свою порцию мне. Я не возражала – раз не хочет, не пропадать же добру.

Но, к великой радости всех девушек, после завтрака нам выдали паек – по яблоку, маленькой упаковке сока и плитке шоколада.

– О, нормальная еда! – воскликнула Кира, разворачивая свою плитку. – Если успею, сделаю себе кофе в корпусе, как раз шоколадка пригодится!

Девушка разделила плитку пополам, одну съела за завтраком, другую спрятала в карман. Я положила свою плитку в рюкзак – каши и двух бутербродов оказалось достаточно для того, чтоб наесться. Мы встали из-за стола и подошли к преподавателям. На сей раз Алексей Геннадьевич решил идти на заливные луга, а Корзинцев вызвался отвести группу желающих к Волге. Кира захотела увидеть новые места, поэтому мы снова собрались на этюды с Евсенко.

– Сбор через двадцать минут около третьего корпуса! – объявил Алексей Геннадьевич. – Чем раньше выйдем, тем больше успеем. Берите вещи и ждите на улице.

Кира уже взяла на завтрак сумку с холстами – я порадовалась, что вчера она не выложила все холсты в комнате.