— И нам тоже, — проговорила Пентесилея, вслушиваясь в непрерывный грохот. — Но... Гектор, а успеем ли мы убраться отсюда, если вдруг остров начнёт разваливаться? Эти самые атлантисы, как ты говоришь, успели спастись далеко не все, да и те, кому повезло, обязаны спасением своим кораблям. Разве вплавь мы сможем двигаться так же быстро, как на вёслах? Можете упрекать меня в трусости, но только я всей кожей ощущаю, что оставаться здесь — смерть!

Мужчины не знали, что возразить на это — было очевидно: амазонка права. И вместе с тем все понимали: покинуть Эрею можно, только кинувшись в море и отдавшись на его милость. Без корабля и даже лодки. С единственной надеждой на возвращение Неоптолема. Но если его корабль уцелел, то когда он сумеет вновь добраться сюда?

— Надо всё же дождаться рассвета, — сказал Ахилл после нескольких мгновений общего молчания. — Может быть, мы сумеем подняться на скалы, гуда, где растут сосны. Они невысокие и корявые, однако что-то вроде плота из них можно сделать. У нас нет верёвок, но сгодятся виноградные лозы и, в конце концов, лоскутья нашей одежды. Лучше уплыть отсюда нагишом, чем заживо сгореть или вместе с этим проклятым островом провалиться в Тартар!

Никто не возразил герою. Никто просто не успел ему возразить. Берег под ногами скитальцев вновь содрогнулся, и тут же раздался громовой удар такой чудовищной силы, что у людей явилось ощущение, будто раскалываются их головы. Камни под их ногами встали дыбом, и новый толчок подбросил всех четверых в воздух, точно горсть песка. Взлетая, люда увидели, как с северной стороны острова взметнулся к небу гигантский столб пара. Озарённый огнём, изрыгаемым горой, этот пар казался красным, будто фонтан крови. Новый чудовищный грохот смешался с шипением и свистом, не менее громкими и пронзительными, и горы, плато, вся видимая часть суши вдруг стала рушиться, оседая, расползаясь, теряя зримую форму.

— В воду! — крикнул Гектор, не понимая, упал он или вновь летит вверх, чувствуя только, что его лицо разбито в кровь, не слыша себя и понимая, что его никто не слышит. — В воду! Скорее!!!

Каким-то образом все четверо скитальцев, упав на камни, не потеряли сознания. Более того — они продолжали видеть друг друга и, хотя никто уже ничего не слышал — все четверо на некоторое время совершенно оглохли — однако все разом поняли, что должны сделать. Правда, казалось, уже ничто им не поможет: крушение происходило со смертельной быстротой. И тем не менее люди бросились в воду с содрогающихся скал и что есть силы поплыли прочь от острова.

На расстоянии около стадия от берега их догнала и подхватила огромная волна, которая им помогла — она стремительно понесла беглецов в открытое море. Потом их догнал новый вал, ещё выше и больше, потом ещё один и ещё один. В какой-то момент они оказались близко друг от друга и, преодолевая напор воды, постарались соединиться. Ахилл первым сумел схватить руку жены, затем гребень новой волны бросил их в глубокий провал, и Гектор в полном смысле упал на них сверху. Они вцепились друг в друга, теряя голову — не от страха, а от потрясения, которого, казалось, уже не могли выдержать их нервы. Одиссея все трое увидели в свете всё того же кровавого зарева и подумали, что он мёртв: волна вынесла на поверхность его неподвижное тело, безвольно перевернувшееся несколько раз и затем начавшее погружаться. Братья Приамиды успели с двух сторон подхватить тонущего и вместе с Пентесилеей заключили его в кольцо своих судорожно сплетённых рук. Гектор, к которому было обращено пожелтевшее лицо итакийца, заметил, как у того дёрнулись и покривились губы.

Они не пытались говорить друг с другом, потому что по-прежнему ничего не слышали, да и, даже имея слух, невозможно было бы что-то различить среди грома, треска, свиста и рёва.

Самая громадная волна, такая же, как та, что уничтожила их корабль, а возможно, ещё более чудовищная, подхватила их, и они полетели вместе с её увенчанным пеной гребнем прямо к рваным базовым тучам. С этой грандиозной вершины те, что оставались в сознании, посмотрели вниз, одновременно, почти неосознанно оглянувшись в ту сторону, где был остров. И с высоты увидали то, чего уже не могло принять их сознание: окутанная пламенем и паром вершина и окружающие её обломки скал вдруг разом рухнули в тёкшую бездну и провалились. На том месте, где находились останки острова, возникла чёрная воронка гигантского водоворота, но только на миг — вслед за этим из бездны вздулся водяной горб и вздыбился бешено вертящийся смерч. Зарево погасло, едва провалилась гора, однако сами облака ещё светились, будто горели.

А затем вершина волны-исполина ушла вниз, обращаясь в пропасть. И разом наступил полный, непроницаемый мрак.

— Что это? На чём это мы плаваем?

Гектор произнёс эти слова и понял, что снова может слышать. Его странный полуобморок (ибо он не полностью потерял сознание, но как бы не до конца воспринимал происходящее) продолжался несколько часов — очнувшись, он увидел, что наступил рассвет и шторм прекратился.

Морс было невиданно спокойным. В его спокойствии, в его ровном, мерном дыхании виделось что-то противоестественное после того хаоса, который царствовал ночью. Грохот, огонь, смерть, водяные хребты и бездны, и вдруг — ровное бирюзовое мерцание, лёгкая, прозрачная тишина.

И ровный горизонт со всех сторон — ничего, что напоминало бы об острове.

Четверо людей были посреди этого синего круга горизонта. Они плавали, удерживаясь на поверхности. Но что их держало? Гектор понял, что его грудь пересекает какой-то ремень (уже потом он разглядел: это — пояс его брата) и что этим ремнём он как бы пристегнут к плавающему вплотную предмету. Предмет, с первого взгляда, походил на небольшую тушу странного морского животного, почти совершенно круглого, без лап и плавников.

— Что за поплавок? — прохрипел царь Трои, пытаясь осмотреться и видя рядом мокрые плечи и лица своих спутников. — Слава Тебе, Великий Бог — этого не может быть, но мы все живы... Ахилл, что это за штука?

— А? — молодой человек повернул голову и сморщился. — Прости, Гектор, я ещё наполовину глухой. Это? Да это всего лишь бурдюк из-под вина, который мы с тобой нашли на берегу. Я совершенно бессознательно прицепил его к поясу за несколько мгновений до того, как всё началось, а когда шторм стал утихать, вспомнил о нём и надул его. Всех четверых он держит с трудом, поэтому почти весь под водой, но бурдюк большой, и это пока нас выручает.

— Тоже уроки Хирона? — спросил Гектор и выплюнул наполнявшую рот и горло горькую морскую воду.

— Нет, — Ахилл закашлялся. — Это я сам придумал. Лет десять назад, во время войны, нам надо было переправиться через Скамандр. Было сильное половодье, река вздулась и неслась, как бешеная, многие воины боялись её переплывать. А ещё оружие требовалось переправить. Ну, и мне пришло в голову... Я в детстве надувал и пускал по воде бараньи пузыри. Иногда цеплял к ним лодочки из коры и сажал в них лягушат. Вот и подумал, что надутые бурдюки выдержат и воинов в доспехах, и наши копья.

— Помню, помню! — подал голос Одиссей, высовываясь с другой стороны «поплавка». — Я ещё тогда подумал что сам не выдумал бы ничего лучше.