и на «Идиота», и на «Иосифа и его братьев». И пусть ни один из этих проектов не будет воплощён, важно, что возник контакт с будущим заказчиком «Ностальгии» и «Времени путешествия».

Вернувшись в Москву, Тарковский был настроен действовать решительно и не засиживаться без дела. Не так давно закончился съёмочный период «Зеркала», и в один из последних дней работы в павильоне — 15 марта 1974-го — Андрей вновь встретился с Морицем Де Хадельном, а также его супругой, которые неожиданно приехали на «Мосфильм». Тогда режиссёр подарил гостям открытку с церковью Покрова на Нерли. На обороте он написал: «Дорогим де Хадельнам, этот собор Покрова на Нерли, где я снимал пролог к „Рублёву“. Если бы у меня был настоящий — я бы подарил его вам тоже». Нужно сказать, что одно время открытки с подобными словами стали «фирменным» подарком режиссёра. По воспоминаниям Морица, такова была их последняя встреча, хотя этот человек ещё появится на страницах настоящей книги.

Алчущий работы Тарковский 1 августа внёс в дневник развёрнутый план дальнейших действий, включавший письменные обращения к Сизову и Ермашу, предложения экранизаций для телевидения, а также организацию сеансов «Соляриса» для чиновников и деятелей культуры, чтобы заручиться их поддержкой. В качестве гостей Андрей намеревался пригласить Дмитрия Шостаковича, Иннокентия Смоктуновского (из чего можно сделать вывод, что в Италии он фильм не посмотрел), Григория Чухрая, Юлия Карасика, Евгения Суркова. Всего план насчитывал восемь пунктов, но приведём лишь два последних. Седьмой: «Если картина всё-таки не выйдет, или Ермаш к тому же сделает меня безработным, писать письмо Брежневу». И восьмой: «Если и оно не поможет, просить через Госкино выехать на два года за границу, чтобы найти возможность поставить там фильм, не компрометируя себя в идейном смысле».

Казалось бы, такой вариант Тарковский отвергал всего три месяца назад. Что изменилось? Причиной перемены стало, пожалуй, главное событие из тех, которые случились в ходе третьей поездки Андрея в Италию — в Риме он познакомился с Тонино Гуэррой. Сценарист был крайне заинтересован в этой встрече. Когда-то картина «Андрей Рублёв» потрясла его, и с тех пор он внимательно следил за творчеством удивительного, «самого духовного», по его словам, режиссёра. В свою очередь встретиться с Гуэррой, автором сценария фильма «Приключение», соратником Антониони и Феллини, очень хотел и Тарковский. Удивительно, что в ходе своего первого разговора они обсуждали вовсе не кино, а поэзию. Вообще, их тандем во многом имел литературную природу. Андрей сам вспоминает[116] об этой встрече: «В смысле какого-то взгляда на жизнь, мы одинаково оценивали одни и те же явления, мы одинаково глядели на проблемы поэзии». Однако в Италии они провели вместе совсем мало времени, а потому «настоящее» знакомство, дружба и сотрудничество начнутся в Москве.

«Настоящее» знакомство с Гуэррой

1975–1977.

«Путешествие по Италии». Мальчик на берегу. Ранние фильмы.

—

Гуэрра регулярно приезжал в столицу СССР к своей возлюбленной и будущей жене — Лоре Яблочкиной. Лора работала редактором на «Мосфильме» и, в свою очередь, была знакома с Тарковским давно. Знал режиссёра и её первый муж, известный директор картин студии Александр Яблочкин. В его послужном списке такие работы, как «Июльский дождь» (1966) Марлена Хуциева, «Золотой телёнок» (1968) Михаила Швейцера, «Афоня» (1975) Георгия Данелии. Более того, для спасения «Соляриса» в сложной ситуации Андрей просил Яблочкина стать директором и этого фильма. Тот согласился за пятьсот рублей из постановочного фонда[117]. Впрочем, дело не выгорело по совершенно иным причинам, а в 1975 году Александра не стало, и вскоре Лора встретила Тонино.

Яблочкины и Тарковские жили в соседних домах в Первом Мосфильмовском переулке[118]. Семья режиссёра переехала сюда относительно недавно, разменяв квартиру тёщи Анны Семёновны Егоркиной, а также ещё одну, полученную немногим ранее при содействии Сизова от студии. Последняя находилась по адресу улица Балтийская, дом 6/3, но в ней Андрей практически никогда не жил[119].

В результате размена Тарковским удалось занять не одну, а целых две соседние квартиры в доме 4/2 — двухкомнатную и трёхкомнатную. Правда, они располагались на тринадцатом этаже, что, с учётом внимания режиссёра к нумерологии, не могло считаться малозначительным. Жили впятером. В одной — Андрей с Ларисой, а в другой — его тёща с их сыном Андрюшей, которого Тарковский ласково звал Тяпой, и падчерицей Ольгой Кизиловой — дочерью Ларисы от первого брака с Игорем Кизиловым.

В памяти многих общих знакомых осталась картина: из окна они наблюдали, как Гуэрра и Тарковский часами расхаживали по снегу вдоль Первого Мосфильмовского переулка. Это режиссёр предпочитал вести беседы на улице или, по крайней мере, на балконе (см. фото 10). Когда Андрей приходил в гости к Лоре, стоило хозяйке заговорить о чём-то важном, он сразу знаками показывал: «Замолчи!» Прежде чем перейти на существенные, а значит — опасные темы, необходимо было закрыть телефонный аппарат подушкой, поскольку прослушка велась постоянно. Однако самый верный способ состоял в том, чтобы беседовать, прогуливаясь по скрипучему снегу.

До того, как Тонино и Лора поженились, сценаристу всякий раз заказывали гостиницу, но жить он, разумеется, предпочитал в Первом Мосфильмовском. Под окнами сутки напролёт стояли совсем юные сотрудники органов госбезопасности. Зимой Гуэрра приглашал их погреться, выпить, перекусить. Бедняги мычали и мотали головой. Нельзя.

Итальянского гостя это всё удивляло, забавляло и совершенно не пугало. Для западного человека в происходящем виделся дивный оруэлловский литературный шарм. Помимо всего прочего, сценарист ничем не рисковал, в отличие от своих советских друзей и даже невесты. Тарковскому же, ни один фильм которого не был запущен и снят без преодоления лабиринта препон и компромиссов, каждое неосторожное слово сулило неприятности. Он не питал иллюзий.

Тем не менее в советской России режиссёр окружил Гуэрру трогательной заботой и опекой. Наверное, находясь в Москве — а приезжал он нередко — только Лору Тонино видел чаще, чем Андрея. Большой и шумной компанией 13 января 1976 года они отмечали удивительный русский праздник, название которого противоречит здравому смыслу — старый Новый год. Присутствовали сценарист с невестой, Тарковский, Белла Ахмадулина с Борисом Мессерером, выдающийся физик Бруно Понтекорво, нейрохирург Александр Коновалов, который через восемь лет сделает Гуэрре операцию и продлит ему жизнь на два десятка лет. Это был удивительный и весёлый вечер, запечатлевшийся во множестве воспоминаний. Ночь выдалась морозной — минус тридцать градусов, такси почему-то не было. Когда компания добрела, наконец, до Первого Мосфильмовского переулка, Тонино уже продрог до костей. Его южная натура не была готова к такой