Голова заработала яснее, но бред не проходил.

Может и это галлюцинация?

“Ещё один неверящий в мои силы. Иди поешь! Ты же свалишься вот-вот. Дождешься, что за тобой придут”.

– Так. Стой. Сначала ответь, где я?

“В уборной. Так это называется?” – ответил голос с легким сомнением.

– А уборная где? – борясь с раздражением уточнил Жнец.

“Ну начинается. Тебе валить отсюда надо, а ты загадки загадываешь! Иди жри!”

– Нет. Ты кот, вот и жри их сам.

“Я? Нет! Фу-у, шерсть. Хвосты. Буе”.

– Нормальный котик, – фыркнул Жнец, предпочтя вслух не рассказывать, куда пойти советчику с такими выкрутасами. Но существу, имевшему доступ к его мыслям, вербальный посыл и не требовался. Кот обиженно заткнулся.

Выйдя из уборной, Тим фыркнул – кот сидел посреди комнаты, надувшись и распушившись так, что по форме приближался к идеальной.

“Сам ты шар! – возмутился кот, снова прочитав его мысли. – На себя посмотри. Король, голый!”

В туманной голове мелькнуло воспоминание – что-то сказочное из детства, – но тут наконец в ней созрело понимание, отчего это ему ничто не мешало в уборной.

– Какого Хаоса? Где мои вещи? Хоть что-то!

“Понятия не имею, я нашел тебя уже таким”.

– Где нашел? Кто меня сюда притащил? – мозг, включившись в работу, начал засыпать вопросами, на которые кот не спешил отвечать. Кот. Не отвечал. Кот! – Кто ты такой вообще?

“Я Шааф. Яснотрепетный и Пылающий в сердце!

Жнец закашлялся, подавившись нервным смехом.

“Смейся-смейся, буди своих тюремщиков, а то давно тебя не жрали”.

Смешливость, как рукой сняло.

– Так, Яснотрепетный и пылающий!

“В сердце. И Великий ещё…”

– Где я?!

“Только не начинай”... – возмутился страдающий от топографического кретинизма кот.

– Ладно. Как я тут оказался?

“По сторонам надо было смотреть, чтоб не попадаться всяким змеям. Разучился видеть незримое. Крылья бы ей за такое оторвать”.

– Кому за что?

“Ой, не бери в голову. И раз уж не жрешь, то давай выбираться. Тебя вообще-то заперли”.

Жнец подошел к второй двери, из-под которой выбивался свет. От неё фонило магией, а ручки и замочной скважины не было. Изнутри эту комнату открывать не собирались.

“А вообще зря ты отказываешься. Мышей тут оставлять нельзя. Они… улики против тебя. В этом городе позволено безнаказанно жрать жизнь только одному существу, и это не ты”.

– А кто?

“Тень Злого духа, конечно. Хотя он об этом не знает”, – кот фыркнул, чему-то ухмыляясь.

Тим наморщил лоб – кот порой странно строил фразы и говорил загадками, его расспросить бы с пристрастием, но времени и правда в обрез, а расспрашивать лучше на воздухе, – так что парень обернулся на кровать, усыпанную безжизненными на вид тушками. Только слабое свечение силы ещё выдавало в них крохи жизни, а если присмотреться в магическом спектре, на каждой виднелись характерные пробои ауры.

Энергетический вампиризм. Так умеет тётя Дэф. Если очень вымотается, подпитывается за счет своей летучей живности. А один раз даже у племянника силу потянула. Она тогда вылечила проклятого ребенка почти при смерти. Это был один из случаев смертного проклятия по ошибке. Девочка, дочь убийцы, стала свидетелем его преступления, и вину чувствовала куда больше папочки, вот оно и пристало. И болезнь свою воспринимала как возмездие, не жалуясь и не обращаясь к целителям до последнего. Отец кстати умер раньше. Девочке же повезло, что в лечебницу, куда доставили её в горячечном бреду, заглянула к подруге тётя Дэф. Она срочно послала за племянником в МАСЭ, и начала сеанс. Девочку она вытянула, но сама иссохла почти до состояния скелета, а аура стала похожа на битую молью шаль. Севшим голосом тетя хрипела: “Не подходите!”, – ожидая лишь Тимофея. И он успел, черная леди, сейчас в прямом смысле черная, судорожно стиснула его руку и взяла силу таким рывком, что у парня потемнело в глазах. Впрочем, тетя Дэф меру знала и контролировала этот свой дар идеально даже в таком состоянии.

И вот, дар открылся и у него. Вернее, вернулся, стоило истощиться до предела. Вернулся он, и частично воспоминания с ним связанные. Бедная Морри. Не ожидала такого от любимого хозяина…

“Как все это интересно, но знаешь, время не резина, а песок”.

– Да. Кстати, как давно я здесь? Вряд ли больше часа, иначе восстановился бы во сне…

“Ага-ага. Восстановился бы, – буркнул недовольно Шааф. – Светило поднялось и закатилось. И довольно скоро поднимется снова”.

– Да ну… как так-то? Ох ты ж, и влетит мне, когда вернусь домой, – парень почесал затылок, предвкушая затрещины. – Опять тетя будет требовать переезжать. А я не могу”.

“Не будет, не переживай, вернись сначала, – Яснотрепетный нервно покосился сначала на дверь, потом на мышей, – так чтоб без проблем”.

Жнец вздохнул, проследив за его взглядом, потом осмотрел себя. Даже браслет с лазуритом-накопителем сняли, скоты, а ведь он не расставался с ним сколько себя помнил – то есть минимум три года! Но без браслета можно прожить, а вот разгуливать нагишом, путь по темнице, идея так себе.

Жнец снова посмотрел на постель с мышами.

– Ладно, рискнем...

“Съешь-таки?”

– Ага, сейчас. Все полторы сотни, или сколько их тут, – пропыхтел Жнец, хватаясь за край простыни… хотя называть эту грязную тряпку простыней грех. Стащить её оказалось не так-то просто, местами несвежая ткань прилипла к жесткому матрасу намертво и отдиралась с пыльным треском.

Подцепив добычу одним пальцем, парень скривился:

– Ну-у нет, это – на тело… фуу.

“Да ладно, модная шмотка”.

– Жри мышей, – мрачно буркнул Жнец, отбрасывая тряпку.

Кот отзеркалил его брезгливую гримасу.

– Ах, ну да, там же фу-шерсть.

“Всё ты понимаешь, хороший мальчик”.

– Между прочим, ты говорил, что мыши вкусные, – подловил кота на слове Жнец.

“Я говорил, что живые вкуснее мертвых, и это однозначно”.

– Мог бы я поспорить, но не буду. Но от улик нужно избавляться, а жрать мы их отказываемся. Значит, сделаем так… – Тим неохотно посмотрел на тряпку и, пошатнувшись от головокружения, расстелил её на полу. – Давай, Яснотрепетный, собери их всех сюда. А я займусь замком.

Кот явно хотел возразить, даже лапами всплеснул от расстройства, вызвав легкую усмешку Жнеца, но поплелся к кровати и, шастая вокруг неё в поисках закатившихся мохнатых улик, нервно бурчал: “Сначала разбросают, потом Шааф собирай, а у меня же лапки”.