– Но зачем? И… откуда столько? – я невольно покосилась на штаны парня, и порадовалась, что уши всё ещё прикрывает белый чулок. Зато моя рука, кажется, нагрелась ещё сильнее.

Кот прыснул смешком и пояснил:

“Это недооцененный деликатес, и – улики против Черного. Их тут нельзя оставлять, если только не планировать войну со всем миром, который наверняка вооружится осиновыми кольями по первому слову Злого духа, – добавил Шааф, и уже обращаясь к Жнецу, потребовал: – Бери. Только без рывков, мягко. Бери, чтоб хватило залатать дыры в ауре. Бери, дурак, она на своем горбу тебя с мышами не вынесет”.

Я представила, как волоку полудохлого и полураздетого парня отсюда и на второй этаж башни. За ноги – босые ступни в моих руках привиделись мне весьма отчетливо. И, да, положив ему на живот мешок улик, которые мыши…

Подумать только, целый мешок мышей! Ну точно – я брежу. Но брежу занятно. В бреду всегда всё странно, но очень просто. И кстати, а почему это он должен брать – если я сама могу отдать? – спохватилась я и, не думая долго, собрала свои силы в большой горячий комок...

...и направила их в руку Жнеца.

Парень дернулся, едва не упав, меня повело в сторону, вокруг резко потемнело а ступени стремительно понеслись навстречу. На грани слышимости что-то орал Шааф, а я… я…

Кто я? Кто это?..

Маленькая девочка в зеркале радостно смеется, хлопая в ладоши и прыгая на месте, рыжие пушистые хвостики подскакивают в такт. За спиной её  что-то вспыхивает, раздается грохот, и зеркало исчезает. Зато приближается открытое окно.

– Что там?– звонкий голосок полон страха и любопытства.

Впереди дым и огонь. И вот они приближаются со скоростью бегущего ребенка. Какие-то люди, ноги, юбки. Кто-то кричит, все спешат, причем в разные стороны. Кто-то бросается навстречу, но не может поймать. Дым и огонь всё ближе. Но там не только они.

Там мальчик. Темненький, очень красивый, и красная кровь на лице и черной куртке – как красные цветы. Он такой строгий, словно взрослый, но ему мало лет, не больше чем девочке из зеркала.

И вот его ладонь в её ладони. В них тоже красные цветы. Они осыпаются красными каплями. Но мальчик открывает глаза. Нечеловеческие – они сияют радужным золотом, они обжигают, но никак нельзя отгородиться, закрыть свои. Пока золотые глаза не вспыхивают, взрываясь.

Они гаснут, превратившись в мертвый черный уголь…

Судорожный вдох эхом покатился по гулкому коридору. Чей?

– Арр, сила сырая… не могу вернуть! Терпи! Не вздумай дохнуть, Коть!

Слова оглушают и хочется закрыть уши, но рук почему-то нет. В голове ещё звучат отголоски золотого взрыва, а перед распахнутыми в темноту глазами – распускаются знакомые красные цветы.

“Она не коть, она дурь малахольная! Она же не делит силу, всё сразу плюхает! И ты тоже дурь безрукая! Если я говорю: “Бери!”, значит надо брать, а не жаться как целочка!”

– Надо было так и сказать!

“Я же сказал – Бери!”

– А объяснить! Ох, что ж так медленно-то?!

“А простых команд вы не понимаете, да?”

– Выберемся, я тебя придушу, командор! Кот! У неё кровь из глаз!

“Хорошо, хоть не из ушей! Ты ж ещё и потянул сверху, дурень. Всё, норм, возвращай. Только чуть!”

– Сам знаю!

По телу разливается болезненная истома, голова кружится и шумит.

“Ох, ангрова пса мне под хвост! – ругается в этом шуме Шааф. – Проснулся! Быстрее, хватай. Мышей тоже, ну!”

Меня трясет, как куклу на нитках, слышится топот босых ног по камню…

Та девочка тоже бежала босиком...

“Быстрее, быстрее! Проверяй двери!”

Что-то глухо грохочет вдали, вверху что-то стучит, а позади лязгает.

Снова тряска. Кажется, сейчас меня стошнит…

Стук, звон бьющегося стекла, буйный ветер треплет волосы, от сладкой свежести вышибает дух.

– Лови и беги! – звучит прямо у уха.

И вот – я больше не трясусь, я в объятиях, крепких и теплых. Я – лечу.

Но вижу позади, под черным крылом удаляющуюся Черную башню.

И человека в белом в одном из распахнутых окон…

А дальше я растворяюсь в темноте.

***

Когда я проснулась в своей комнате, за окном орал кот. И где-то далеко – петухи.

Другой кот, тяжелый и даже Великий, свернувшись неблагородным калачиком, дрых у меня на животе. А рядом, со мной спал Жнец. Мерное дыхание его шевелило волосы у меня за ухом, нахальная рука покоилась повыше кота – почти на груди, а вторую его руку я использовала вместо подушки. Отдавила наверное напрочь.

Некоторое время я, совершенно осовев, хлопала глазами и размышляла, когда эти глюки пропадут. На худой конец надеялась, что я вот-вот вспомню, как мы тут всей толпой оказались. Последнее, что я помнила из ночных приключений, больше похожих на сон безумца, это моя ладонь в руке Тима. Его красивые, но холодные пальцы, его крепкое, но осторожное пожатие.

Сейчас его ладонь была горячей, и от места, где она находилась – расползалась по телу ленивая нега, как и от уха, и от теплого бока. Если это сон, то пусть он продолжается...

Под окном снова заорал кот. Шааф поднял голову и посмотрел на меня своими желтыми фосфоресцирующими глазами.

«Что ещё за коты? Измена?»

Я пожала плечами, и осторожно, чтобы не разбудить Тима, выбралась из постели. Знавала я одного крикливого котика, но что ему нужно так поздно?..

Внизу, действительно, маячил Митра, чуть-чуть раскачиваясь из-за мешка за спиной. Увидев меня, он громко зашептал:

– Пс, Коть, а что делать с мышами?!

Свадьбы очень похожи на похороны тем, что когда все заканчивается,

никто, кроме главных действующих лиц не знает, что теперь делать,

и поэтому все интересуются, не осталось ли вина.

“Платье цвета полуночи” Терри Пратчетт

“Пс, Коть, а что делать с мышами?!” – звучало в моей голове, когда я проснулась утром. Я в упор не помнила, что ответила, и куда по итогу были пристроены злополучные мыши.

Вторая мысль была о полнейшем сюрреализме первой.

Третья – а где Жнец? – заставила сесть в постели, озираясь. Рядом его не было Сама же я проснулась в ночной рубашке. И... кто меня переодел? Тим? По телу пробежала жаркая волна, я запустила пальцы в волосы, и обнаружила растрепавшийся за ночь в мочалку хвост. На покрывале нашлись несколько тонких светлых шерстинок – улики против Шаафа, – но даже намека на спавшего рядом со мной парня не было. Даже впадинка на подушке была одна, от моей головы. И волоски тут обнаружились только мои, рыжие и вьющиеся. Представив как Тим, подсвечивая глазами, пинцетом собирает с подушки свои волосы, я тихо прыснула. И свесилась с кровати, заглядывая под неё.