– Гадание по картам? – вяло хмыкнув, произнес Эванс, – развлекаловка деревенских ярмарок. Ну допустим, номер может и получиться, если выбрать эффектный наряд и реквизитец… давай-ка взглянем на эти картишки.

Деревянную шкатулку украшали красные камешки. Театральные драгоценности; в реквизиторском шкафу они заполняли целый ящик. Сдвинув крышку, Шэй вытащила колоду. Карты с красными рубашками и изящными картинками были сделаны из плотной бумаги: наборы мастей из воронов, воробьев, ястребов и сорок. Прекрасные живые изображения. По одному виду птицы на каждой карте, чернильный контур заполняли живописные краски. Казалось, эти бумажные птицы готовы взлететь; Трасселл запечатлел их в разные моменты движения. Ястреб замер с распростертыми крыльями, схватив добычу острыми когтями. Присевший на ветку ворон вонзил клюв в кость, воробей выглядывал из гнезда. У нее не было времени проверить, хватает ли карт для Старших Арканов. Но значения большинства карт она угадала по самим рисункам. Два целующихся лебедя, должно быть, Любовники, фламинго со скрещенными в форме четверки ногами напоминал Повешенного. Глубоко вздохнув, она выложила перед Эвансом ряд из трех карт.

– И ты умеешь предсказывать по ним судьбу? – с сомнением спросил он, и Шэй бросила украдкой благодарный взгляд на Трасселла; на картах были птицы ее детства, из Бердленда, и она понятия не имела, как он успел узнать ее так хорошо.

Она перевернула первую карту. Восьмерка воробьев. Она изображала улетающих птиц и отвернувшегося человека: разочарование.

– Да, – сказала она, стараясь унять трепет забившегося в груди сердца. – Да, умею.

21

– Неужели он весь из стекла? – Шэй шла, спотыкаясь, но не отводя глаз от сиявшего впереди здания. Улицы покрылись неровными льдистыми колеями; легче было бы идти по вспаханному полю; Алюэтта и Трасселл замерли с раскрытыми ртами; только Бесподобный, казалось, ничуть не удивился.

– Все стены украшены венецианскими стеклами, – сказал он, – очевидно, понадобилось больше трех десятков штук. Каждое из них стоит больше, чем особнячок в Шордиче. А в плане здание выстроено в форме буквы «Е» на тот случай, если сюда заглянет Ее величество. Первый этаж весь отделан деревянными панелями, чтобы Эванс мог спокойно есть и спать. Каморки слуг, естественно, скрыты от глаз. Зато вся роскошь выставлена напоказ.

Дом проплывал в вечернем воздухе, притягивая их взгляды. И не только их взгляды. Улицу заполнили толпы зевак, все лица, взиравшие на невиданное здание, озарялись одним и тем же странным светом. Уже простаивали без дела продавцы каштанов и шлюхи, обычно живо интересовавшие прохожих.

– Кто бы согласился там жить? – дом не соответствовал мнению Шэй об Эвансе. Его, конечно, переполняло тщеславие, но дом выглядел чертовски неудобным для жизни.

– Никто. На самом деле жить в нем никто не собирается. Это лишь приманка для королевы. Лорды устраивают в своих поместьях фейерверки и банкеты, у Эванса появилась такая стеклянная диковина. Даже если королева придет только на час, один ее приход сотворит чудеса с его статусом.

Они подошли ближе. За стеклянными окнами все-таки шла жизнь; за каждым окном виднелась отдельная комната. В них мерцали огни факелов, а живописные изображения и обрамления оконных витражей придавали огненному свету геометрические формы. Зачаровывал уже сам свет этих разноцветных звезд и гербов, посверкивающих зеркальными узорами и радужными вспышками. В комнатах за окнами маячили какие-то люди, и, хотя дальность расстояния не позволяла разглядеть их, они явно принадлежали к господскому сословию, если судить по их занятиям: выпивка, разговоры, манерные танцы и променады, каждое огромное окно представляло разнообразные сцены. Какой-то толстячок целовал руку такой высокой даме, что, даже присев в реверансе, она смотрела на него сверху вниз. Пара молодчиков затеяла игру со слугами, заставляя их бросать им фрукты. Они по очереди разреза́ли надвое эти своеобразные метательные снаряды, прежде чем окончательно определились с выбором. Шэй разглядела, как один из игроков поймал персик на острие своего кинжала и с удовольствием откусил его сочную мякоть. Освещенные внутренним светом люди множились в отражениях и выглядели как живые картины.

Бесподобный вывел их в боковой переулок, и к тому времени, когда это освещенное здание вновь предстало перед глазами, действующие персонажи изменились. Мужчина в черном наливал вино в рот стоявшей на коленях девушки, постепенно отводя горлышко бутылки все дальше от нее. Когда жидкость наконец пролилась из ее рта, из комнаты на улицу донеслись ликующие возгласы, и деньги перешли из рук в руки. Однако восприятие не могло справиться с одновременным наблюдением за десятком заоконных интермедий.

Они добрались до входа в дом как раз в тот момент, когда туда же подъехал на лошади некий господин в сопровождении свиты. Он спешился, и пара молчаливых пажей сразу перехватила поводья.

– Эванс никому не разрешает задерживаться у входа. Ни лошадям, ни каретам. Чтобы не пачкали подъезд, – с презрением, в равной мере смешанным с восхищением, пояснил Бесподобный, – на заднем дворе имеются конюшни и каретные сараи.

Они стояли около фундамента здания, залитые лучами радужного света, видя, как из подъезжавших друг за другом карет выгружаются аристократы, оглашая воздух громкими приветствиями. За открытыми двойными дверями, достаточно широкими для проезда кареты, открывался вид на полированную лестницу. Вход охраняла пара дворецких Эванса.

– Эй, зеваки, – окликнул их один из дворецких, – для слуг имеется задний вход. Вы уже опаздываете.

Бесподобный шутливо поклонился и, убедившись, что его лицо ярко освещено, сказал:

– Простите, что подпортили сей блистательный антураж. Capisco[17]. – И, понизив голос, добавил: – В следующий раз я войду в парадные двери.

Они вошли на кухню в тот момент, когда суматоха там начинала перерастать в безумный хаос. В дымном и жарком пару сновали юные слуги с уставленными блюдами подносами и служанки с подоткнутыми подолами. Кухарка с влажными от пота волосами выкрикнула:

– Живо скидывайте обувь и чулки! О, черт возьми! – последнее восклицание она адресовала Шэй, увидев ее грязные босые ноги: все, до мельчайшей складочки, покрытые засохшей черной грязью. Подтолкнув к Шэй грязный таз с водой, она добавила: – постарайся смыть самую заметную грязь.

– И кто же вы? – вся фигура кухарки была обильно присыпана мукой и сахаром. – Уж не хотите ли вы сказать, что вас позвали развлекать гостей? – В ответе она не нуждалась. – Ладно, посидите там тихо и ничего не трогайте.

Присев на корточки у задней стены, они смотрели, как разворачивается кухонная истерия. Бригада поваров заканчивала украшение сахарных скульптур. На столах высились дворцы и замки, даже своеобразная копия витражного особняка Эванса, и, едва на них наносили последние штрихи, юные слуги уносили их.

– Тащите их наверх, пока не растаяли. Да поживей! – крикнул