Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Куколка, ты сегодня невероятно красивая.
Зейнаб едва успевает вытереть слёзы, чтобы Антон ничего не понял. Родители должны оставаться авторитетами, сильными в любой ситуации. Она и так при нём наревелась в своё время. Но Антон конечно же всё понял. Подошёл, обхватил за плечи. Высокий какой, выше отца.
– Мама, всё будет хорошо! Сколько ты тут сидишь? Ну-ка отдай мне пульт.
Решительно забирает пульт от телевизора из её рук. Телевизор она так и не включила.
– Что там в новостях, Антош?
– Ничего. Мам, они не могут ничего лишнего по телевизору говорить. У террористов тоже телевизор есть, понимаешь? Поэтому показывают, как журналисты топчутся возле оцепления и переливают из пустого в порожнее. Когда я выезжал, вообще ток-шоу врубили, собрали в студии всяких бездельников, сидят там, обсуждают, как заложников спасать. Эксперты, мать их. Ой, прости, мам.
Антошка так мило краснеет. Детина под два метра, череп лысый – он рано начал седеть и решил, что проще бриться наголо, – для солидности на шее цепь сантиметров десять толщиной. Пиджаки носит только расстёгнутыми, с поддёрнутыми рукавами. Клубные, что ли. Говорит, стиль у него такой. Отец считает, что это стиль оборванца.
– Мам, покормишь меня? Я к тебе прямо с работы сорвался, Маринка позвонила. Она тоже уже едет, только девчонок заберёт.
Зейнаб смотрит на сына и с трудом соображает, чего он от неё хочет.
– Покормить?
– Ну да, мам. Я не обедал сегодня. Есть что-нибудь вкусное?
– Борщ есть, – машинально отвечает она, припоминая содержимое холодильника. – Отец с утра ел. Господи… Антон, ты приехал из ресторана! Борща поесть?
– Тебе жалко, что ли? – обижается Антон, явно придуриваясь. – Я сегодня в «Мидзаяки» был, там японская кухня. А хочу борща.
– Да нет, я просто не понимаю, как можно думать о еде, когда отец…
– Когда отец делает то же, что и всегда, мам. Лезет на рожон и рискует жизнью. Что-то новое?
А сам уже поднимает её за локоть и ведёт в сторону кухни.
– Антон, я понимаю, что у вас сложные отношения, но как ты можешь…
Зейнаб ворчит, но руки уже совершают привычные действия: достают кастрюлю из холодильника, находят половник, отливают борщ в маленький ковшик, который ставят на плиту разогреваться. В их доме есть любая техника, от посудомоечной машины до слайсера – приспособления для нарезки колбасы тонкими ломтиками. Но микроволновой печи нет, Андрей категорически против. Он очень консервативен, и не только в песнях и выборе одежды для концертов. Да и Зейнаб привычнее по старинке, в ковшике. Так же вкуснее.
– У нас нормальные отношения, мам! – Антон с таким аппетитом наворачивает борщ, что Зейнаб даже верит, будто он действительно голоден. – Просто я знаю отца. За него переживать бессмысленно. Ты плачешь, умоляешь его не рисковать собой, он тебя жалеет, а на следующий день летит в Афганистан. Или Чечню. Или идёт к террористам. Мам, сколько можно? Ну побереги хоть ты себя, если отец себя не бережёт. А то мы же с Маринкой так сиротами останемся. Кто нас пожалеет, борщом накормит?
И состраивает умильную рожу, за что получает лёгкий подзатыльник.
– Да хватит уже кривляться, балбес! Клоун! Тебе надо было в эстрадно-цирковое идти!
Зейнаб делает вид, что сердится, но, что греха таить, Антон всегда умел разрядить обстановку.
– Так я хотел! Мне папа не разрешил. Не может же быть в нашей стране клоун с фамилией Кигель! Пришлось бы мне стать каким-нибудь Петровым, а это ж документы менять, столько возни!
В дверях кухни появляется помощница, озабоченно смотрит на хозяйку, но Зейнаб только машет ей рукой. Иди, мол, без тебя уже справились. Уж сына она как-нибудь сама покормит. И снова идёт к холодильнику, искать котлеты и овощи на салат.
***
Антошка, Антошка. Первенец, мальчик. И мамин любимец конечно же. Отец больше Маришку привечал, а Зейнаб баловала Антона. Поначалу ей казалось, что сын – копия Андрея. Пока он лежал в кроватке – югославской, между прочим, добытой во времена тотального дефицита по большому блату, – и рассматривал окружающих серьёзным взглядом, Зейнаб с гордостью приговаривала, что сын получился весь в папу. Аида Осиповна, помогавшая ей с малышом, только головой качала, но не спорила. А когда он начал ползать, а потом и ходить, то есть сразу бегать, падая и снося всё на своём пути, залезать во все шкафы и постоянно барабанить то в игрушечный барабан, а то и просто ложкой в тарелку, стало ясно – не в Андрея. Неугомонный хулиган и в то же время нежный,