– Вы фамилию позорите! – гремел он. – Вы понимаете, что на вас все смотрят? Двойка по литературе? По литературе, Антон! Я могу понять двойку по математике, по физике, по химии. Ну бывает, мозгов не хватает. Но по литературе?

– Я не успел стихотворение выучить! – слабо оправдывался красный как рак Антошка.

– Не успел?! Чем же ты был занят? Может быть, ты дрова таскал, чтобы печку с утра растопить, потому что в доме так холодно, что вода в ведре замерзает? А, ты, наверное, воду носил. Из колодца, да? Чтобы было чем умыться, тебе, маме и сестрёнке? Вы живёте в тепле и комфорте и не успеваете делать тот минимум, который от вас требуется, – учиться! Как же я школу закончил, а? Мы чернильницы в руках грели, чтобы чернила оттаяли! Мы писали не в тетрадях, а на обрывках газет. Но мы за счастье считали возможность учиться! Вам не стыдно? Обоим! Вот ты, Марина! Учительница пишет замечание, требует родителей в школу. Что ты натворила?

– Ничего. Треснула Сашку линейкой, а она сломалась. Линейка.

Марина стояла перед отцом прямо, смотрела в глаза. Она не будет краснеть, как Антошка, она даже не чувствовала себя виноватой.

И Андрей невольно сбавил тон:

– Зачем? Марина, ты в пятом классе, не в первом. Пора уже прекращать драться.

– А он слов не понимает. Я ему три раза объясняла, что он не прав. Мы с ним одинаковую ошибку сделали в контрольной, но мне учительница поставила пять, а ему четыре. У меня она эту ошибку не заметила. А Сашка взял обе тетради и пошёл к ней. Ну она мне пятёрку зачеркнула и на четвёрку исправила.

Андрей пристально посмотрел на дочь:

– И в чём Саша не прав, Марина? В том, что добивался справедливости?

– В том, что настучал, – отрезала Марина. – Контрольную-то он у меня списывал, поэтому и ошибка одинаковая.

И ушла в свою комнату, даже не дождавшись окончания разговора.

Андрей только вздохнул и вернул дневник Антону:

– Иди с глаз моих. Стихотворение учи!

Антон стремительно скрылся в детской.

Андрей повернулся к Зейнаб:

– Ну что? Видишь, до чего доводит твоё воспитание?

– Моё? – тут же вспыхнула Зейнаб. – А ты где был? На гастролях?

– На гастролях, – согласно кивнул Андрей. – Это моя работа!

– И твой характер. У Марины уж точно. Что я могу сделать?

– Прекрати их баловать! Ты их распускаешь.

– А ты приезжаешь на один день в месяц, орёшь на обоих и уезжаешь снова на месяц! Детям нужен отец.

– Я рос без отца.

– Считаешь, что это хорошо?

– Нет. Но мама как-то справлялась!

И оба замолкают, невольно переводя взгляд на полку, где стоит портрет Аиды Осиповны. И снова остро чувствуют, как её не хватает. Уход матери Андрей переживал очень тяжело. Он успел попрощаться, сорвавшись с гастролей, прилетев в Москву каким-то немыслимым способом, чуть ли не в кабине пилота – билетов на нужный рейс не оказалось. И всё равно не мог смириться с её уходом, ездил на кладбище при первой возможности, подолгу сидел возле памятника. Зейнаб поначалу ездила с ним – прибраться, заменить цветы, посидеть рядом. Потом поняла, что мешает. Андрей приезжал на кладбище не ради уборки, он хотел поговорить, мысленно пообщаться с матерью, рассказать ей о своих проблемах и планах, как привык делать всю жизнь. И Зейнаб смирилась с этими странными поездками.

Но самые серьёзные ссоры случались у них из-за бесконечного героизма Андрея, как называла его поведение Зейнаб. Сам он считал, что ничего особенного не делает, просто выполняет свою работу. Он старался не рассказывать ей, куда едет и для чего, все рабочие поездки называл гастролями, не вдаваясь в детали. Но когда вернулся из первой командировки в Афганистан, скрыть правду оказалось сложно.

Зейнаб, как обычно, встречала его накрытым столом и радостным ожиданием праздника. Да, для неё каждое возвращение Андрея было маленьким праздником, и дело совсем не в чемодане, полном подарков для неё и детей, а в том, что муж хоть немного, хоть несколько дней побудет дома и утром она будет просыпаться не одна. Зейнаб смотрела на Машу Агдавлетову, а позже и на Натали Волк и недоумевала: как они не сходят с ума от постоянного одиночества? Ладно, у Маши ещё свои концерты, выступления. А Натали? Она не лезет на стену в пустом и гулком доме? Зейнаб даже дети не спасали от одиночества, а у Натали только пудель, которого она и не особо любила.

Андрей вошёл в дом, поставил чемодан, обнял её, почему-то не произнёс традиционное «Здравствуй, куколка», только дежурно улыбнулся и ушёл в ванную комнату. И будто застрял там. Зейнаб ждала его минут десять или пятнадцать, начала беспокоиться. Подошла к двери, постучала:

– Андрей, у тебя всё в порядке? Обед остывает. Андрей?

Из-за двери слышался только звук льющейся воды. Она забеспокоилась сильнее, приоткрыла дверь. И увидела, что Андрей, её несгибаемый Андрей, сидит на бортике ванны и плачет. Она вообще никогда не видела его слёз, даже на похоронах матери он молчал с каменным лицом. Бросилась к нему, конечно:

– Что с тобой? Андрей? Что-то случилось? Что-то болит?

Последний вопрос был откровенно глупым. Представить, чтобы Андрей плакал от боли, было невозможно.

– У тебя пропал голос? – наконец догадалась она.

Андрей кивнул. Он уже пришёл в себя, как-то разом подобрался, умылся и теперь полотенцем устранял последние остатки минутной слабости.

– Ты просто перетрудил связки, это бывает. Со всеми бывает, Лёнька вон постоянно мучается, ты же сам знаешь. А ты поёшь по три концерта в день, чего ж ты хочешь? Надо просто помолчать пару дней, горячего молока попить. Сейчас сделаю. Ну, пойдём.

Но Андрей отрицательно покачал головой и просипел:

– Не перетрудил, Зейнаб. Всё в порядке.

Решительно встал и пошёл на кухню обедать. Как будто ничего и не было. Ошеломлённая Зейнаб пошла, разумеется, за ним. Ни о чём не расспрашивала, чтобы ему не пришлось напрягать связки, а в чай добавила молока и ещё отдельно полную кружку молока с маслом и мёдом ему поставила. Но чем дольше она находилась рядом, тем яснее понимала, дело не в пропавшем голосе. Пропавший голос – это следствие. Андрея что-то сильно потрясло. Он хмурился и смотрел словно внутрь себя, ел машинально, даже не замечая что именно, а после обеда сразу ушёл в спальню. Зейнаб решила его не трогать, занялась вещами из чемодана: что постирать, что убрать в шкаф. Потом из школы вернулись дети, и она строго-настрого запретила лезть к отцу. Андрей проснулся ближе