Наконец, Вик на брюхе уползла в дом, и Итан обернулся к Ляне.

«Как ты? — обеспокоенно спросил он. — Можешь сама идти?»

«Н-не уверена…» — ответила она.

«Я отнесу. Не бойся, я не сделаю тебе больно».

Зубы волка сомкнулись на загривке кошки. Ляна зажмурилась и поджала лапы. Вода стекла с шерсти, пачкая полы и ковры в доме, но Итан в несколько прыжков одолел лестницу и коридор, а потом опустил кошку на кровать в спальне.

«Оборачивайся, — велел он. — Тебя надо осмотреть».

Завернувшись в одеяло, Ляна не позволила Итану взять на себя обязанности лекаря. Она жалела, что от испуга не поняла, что он чувствует. Он успел вовремя: вытащил ее из воды, прогнал Вик… В общем, как всегда, позаботился о глупой жене. Но что он чувствует, кроме долга и жалости? По его лицу ничего не прочитать.

— Не надо, — попросила Ляна, устав от уговоров. — Лекарь посмотрит.

Ей ничего не стоило вытащить из-под одеяла укушенную руку. Просто она не хотела, чтобы Итан ее жалел. Закрыв глаза, она надеялась, что он уйдет, однако он сел рядом и стал вытирать полотенцем ее мокрые волосы.

— Горничная справится с этим лучше, — сказала Ляна тихо.

— Ты хочешь, чтобы я ушел? — наконец догадался Итан.

Ответить она не успела, в комнате появился лекарь в сопровождении матушки, и Итана выставили за дверь.

Отметины от зубов Вик остались на ноге и на руке. На раны лекарь наложил повязку, велел принимать травяной настой и пообещал, что шрамов не останется. Ляна спросила, может ли она встать, и лекарь сказал, что нет повода оставаться в постели.

— Полежи хотя бы сегодня, — уговаривала ее леди Майлс.

Ляна же попросила горничную помочь ей одеться. Разговора с Итаном не избежать и, возможно, не только с ним. Откладывать это ни к чему, и вызывать жалость болезненным видом — тоже. Леди Майлс ни о чем не спрашивала и вела себя, как обычно, но Ляна все же перед ней извинилась.

— Простите меня, пожалуйста, — сказала она, когда горничная вышла из комнаты. — Я знаю, что вы знали… но Итан просил…

— Ты ни в чем не виновата, — возразила леди Майлс.

— Вы очень добры. Спасибо вам за все.

— Ты говоришь так, как будто прощаешься. Поверь мне, детка, у тебя все только начинается, — улыбнулась она.

Вернулся Итан. Леди Майлс тут же вспомнила о каких-то важных делах и ушла. Чуть раньше они перешли из спальни в гостиную, и Ляна сидела у стола, устроив на столешнице больную руку.

— Как ты? — Итан подвинул стул и сел напротив.

— Хорошо, — соврала Ляна. — Как Вик? Я не сильно ее…

— Ляна, я тебя умоляю! — сердито перебил ее Итан. — Как ты можешь беспокоиться о том, кто набросился на тебя?

— Мне жаль, что я не сдержалась. Вик расстроилась из-за того, что я сделала. Мне не надо было выходить в сад, и…

— Прекрати. Ляна, не смей, слышишь?

Она послушно замолчала и опустила взгляд.

— Не наговаривай на себя, — продолжил Итан. — Вик давно заслуживала хорошую трепку, и зря я ее жалел. Прости, ты пострадала из-за моей ошибки.

— Итан, давай не будем… пожалуйста…

— Не будем? — переспросил он. — Ты о чем?

— Не будем врать друг другу. Не будем делать вид, что ничего не произошло. Вик набросилась на меня из-за того, что все узнали правду.

— Ты хочешь, чтобы я сказал тебе то, что чувствую?

Ляна кивнула, не поднимая головы.

— Посмотри на меня, пожалуйста.

Она вздохнула и подчинилась. Итан осторожно коснулся ее руки и погладил кисть, едва касаясь ее пальцами.

— Болит? — спросил он.

— Нет.

— А мне больно.

Ляна вздрогнула, и что-то сжалось в груди.

— Больно, потому что я не смог защитить тебя. — Итан накрыл ее кисть ладонью. — Я услышал твой зов и забыл обо всем. Все, что произошло до того, стало неважным. Я рад, что успел, но лучше бы пришел вовремя. Ты дорога мне, Ляна. Вот что я чувствую.

Совсем недавно Ляна обрадовалась бы такому признанию, ведь тогда она мечтала о том, чтобы не раздражать Итана. Однако сейчас этого оказалось мало.

— Когда я была маленькой, Марк принес мне мышонка.

— Эм… — Глаза Итана округлились.

— Живого! — поспешила добавить Ляна. — Живого мышонка. Он жил в банке, привык ко мне и не убегал. Когда он умер, я плакала, а Марк сказал, что может поймать много таких мышат. Но мне не нужны были другие, я привязалась к этому. Он был ничем не лучше и не хуже других мышей, просто я его приручила.

По мере ее рассказа лицо Итана каменело. Немудрено, кому понравится такое сравнение? Наверняка, он понял, о чем Ляна хочет сказать.

— Прости, это прозвучит обидно, но я ведь для тебя такой мышонок, верно? Ты поехал за мной по приказу короля, я долго тебя раздражала, но потом… ты привык. Просто привык к тому, что я есть. Глупая, неразумная, дурно воспитанная… но твоя.

— Ты несправедлива, Ляна, — выдохнул Итан.

— Возможно, — согласилась она. — Я лишь пытаюсь разобраться в наших отношениях. Но не считай меня неблагодарной, пожалуйста. Ты сделал для меня так много, что у меня не хватит…

— Да перестань же! Не надо благодарить, не надо оправдываться.

Она огорчилась. Итану не нужны ни извинения, ни объяснения. Тогда чего он хочет? Признаться в том, что полюбила, Ляна не могла. Она и так выглядит жалко, а на любовь у нее и вовсе нет никакого права.

— Я не должна просить, но мне не к кому обратиться, кроме тебя. — Ляна едва ворочала языком. — Ты поможешь мне добраться до поместья? Пожа…

— Нет! — рыкнул Итан. — И не мечтай!

Может, он и прав. Ляна скорее испугалась, чем испытала разочарование. Как-то придется выкручиваться самой. Может, лорд Майлс займет денег?

— О чем ты думаешь, Ляна? — Итан подался вперед. — Скажи, о чем ты сейчас думаешь?

— Не знаю, где взять деньги на дорогу, — призналась она, застигнутая врасплох, и расплакалась. — Я не хочу продавать мамины сережки…

— Почему ты решила, что я тебя отпущу?

Итан всматривался в ее лицо, как будто на нем написаны ответы на все вопросы.

— Но как же… Разве я не должна уйти? Я же… Все же знают, что я…

— Моя жена, — подсказал Итан. — Все знают, что ты — моя жена. И я не собираюсь разводиться.

Маленькая глупая девочка! Какой взрослой Ляна не казалась бы, все равно она слишком юна для серьезных чувств. Женская интуиция подсказывала ей нужные слова, молодость толкала на безрассудства. Умудренная опытом женщина думала бы о собственной репутации, о благополучии семьи и о будущем детей. Ляна же бросилась в бой, движимая чувством справедливости.