Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так я и поступила и обнаружила Домино в правом, ближнем кокну, углу. Он с увлечением сражался с одной-единственной, отставшей от полапаркетиной. Вот уже и дом стал потихоньку разваливаться – милое дело! А ведь допоявления кота паркет выглядел почти идеальным, плашка к плашке; при переездесюда его даже не пришлось реставрировать и покрывать лаком.
– Что это еще за срань?! – грозно прикрикнула я наДомино. – Что это мы там копаем? Терзает зуд кладоискательства?
Кот и ухом не повел. Напротив, принялся отдирать паркетину сеще большим остервенением.
– Ну-ка, брысь отсюда!..
Как бы не так! Имел он меня в виду с моими немощнымиугрозами. Да и первая злость прошла, уступив место почти детскому нетерпеливомулюбопытству: что там могла нарыть божья тварь, какой сюрприз меня ожидает?
Слиток золота, подумала Элина.
Нательный крестик с сапфирами и четки с рубиновымивставками. И тиара с бриллиантами, подумала блаженная Августа.
Акции, облигации, дарственные, векселя, подумала Магдалена,блистательная, как колумбийская река с одноименным названием.
Драгоценности, подумала Флоранс, цветочек Флоранс.
Все четыре части моего династического имени проявилисолидарную и вполне понятную в таких случаях алчность. И разве Ёлка, внепальских карманах которой гуляет ветер, имеет право их осуждать?
Никакого.
Тук-тук, тук-тук-тук, туктуктук – все быстрее выбивало моесердце по мере приближения к углу.
Хр-ррр! тиу-ууу! – вторил ему Домино.
– Дай-ка я посмотрю, малыш…
Едва я нависла над жарким тельцем кота, как он тотчас жепотерял интерес к паркетной плашке. Отошел, галантно уступая мне место в самомэпицентре события, и – как вчера – уселся на альбом Матисса.
Дежавю, да и только.
Пустое пространство под паркетиной годилось для всего –включая тиару из бриллиантов и туго спеленатый сверток акций. Но я вытащила изтайника всего лишь связку ключей. То есть это поначалу мне показалось, чтосвязка – именно с ключами. Они не были облагорожены временем и не годились длятого, чтобы толкнуть их на условно-антикварном рынке в окрестностях метро«Удельная» – по 100 рублей за штуку. Их конфигурация не была затейливой, вовсяком случае – не более затейливой, чем конфигурация ключей для мебели измагазина «Икеа».
А при повторном – более внимательном – взгляде они и вовсеоказались отмычками. Классическими, хотя и миниатюрного размера, отмычками –как я их себе представляла. Всегда. Отмычка потолще, отмычка потоньше, отмычкасо скругленным концом и с концом раздвоенным. Отмычка с насечками и спиралями.Отмычка с затейливой абстракционистской бородкой; отмычка, похожая на рашпиль,и отмычка, похожая на сверло. И кусок сплетенной металлической проволоки вкачестве бонуса.
Итого – девять предметов.
Вряд ли они принадлежали бабке, сгинувшей где-то на полпутимежду катарактой и ишемической болезнью сердца.
Тогда кому?
Отцу. Папе. Папуле. Папсику.
Мой отец – домушник? Вот так новость, вот так-так!
Я засмеялась в голос и тут же подумала: это слишкомромантично, чтобы быть правдой. И еще: пора бы мне перестать впадать впервородный грех идеализации мужчин.
– Как думаешь, что это за инвентарь? – спросила яу Домино.
«May!» – разве ты сама не видишь, лапуля? Ключи от рая, я бытак это назвал.
– Наверное, лучше избавиться от них. Или оставить там,где они лежали. Вряд ли связка пригодится нам в обозримом будущем.
«May!» – на твоем месте я бы не стал пороть горячку. Никогдане знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Не знаешь… найдешь… потеряешь… – мне пришлось потрястисвязкой, чтобы заглушить эту мгновенно отпечатавшуюся в мозгах немудренуюфольклорную истину. Что можно найти в альбоме с Матиссом?
Самого Матисса.
Взяв кота на руки, я снова углубилась в альбом. Я больше неискала инородных тел и вложений, которые сделали до меня. Просто внимательнорассмотрела каждую репродукцию – только и всего. Домино поощрял и направлялменя урчанием – и это больше всего напоминало детскую игру «Горячо-холодно». Настранице с картинкой «Красные рыбки. 1911. Музей изобразительных искусств им.А.С. Пушкина» мой нежный абрикос заходил ходуном – с чего бы это?
Так: столик, на столике – аквариум, в аквариуме – рыбки, зааквариумом – листья и цветы. Назвать столик столиком, а аквариум – аквариумомможно лишь с известной долей условности, но рыбки сомнений не вызывают.Отравиться приготовленной из них ухой или заработать описторхоз – как двапальца об асфальт, ага, вот оно -
искомое.
На теле одной из красных рыб-убийц мелким, но вполне каллиграфическимпочерком был начертан номер телефона. Только номер, без всякой поясняющейподписи. Вряд ли написавший преследовал цель скрыть его от посторонних глаз,скорее – он просто воспользовался первой подвернувшейся под руку бумажкой:Матисс так Матисс, подотремся и Матиссом. Я почувствовала прилив симпатии кнеизвестному каллиграфу. Вот только номер ни о чем мне не говорил.
Он начинался с 530, что означало как минимум Гражданку и какмаксимум – проспект Просвещения вкупе с Северным проспектом и проспектом Науки.Не самые близкие к центру районы, к тому же на Науке проживала Милка, у которойя не бывала последние лет пять. После того как в ста метрах от Милкиногоподъезда двое прыщавых наркоманов вырвали у меня сумку из рук. Ничегосущественного в сумке не было, кроме кошелька с тремя сотнями рублей, но самфакт и сами наркоманские рожи… Они преследовали меня во снах целый месяц,потому и возникло оптимальное решение:
на Науку я больше не ездец.
И все немногочисленные Милкины приглашения заканчивались хрестоматийным:«Уж лучше вы к нам».
Вот было бы смеху, если бы рыбий номер принадлежал кому-тоиз двух наркоманов! И… что?.. А то, что мне совершенно безразлично, кто можетоткликнуться на том конце провода.
С этой – весьма здравой – мыслью я запустила компьютер искоренько обновила диск с телефонной базой данных, купленный в подземномпереходе. Ни одному из физических лиц телефон не принадлежал – вот и верь послеэтого городскому УВД! Оставался еще один путь простукивания номера: Интернет.Пройдя пару ссылок, я попала на сайт «Yellow pages of Saint Petersburg»[8], где посредством нескольких нехитрых манипуляций вычислиланаконец-то владельцев номера. До недавнего времени – держись крепче,Элина-Августа-Магдалена-Флоранс, лапуля! – он принадлежал фирме «Красныерыбки».
Это было сильно.