– Его я вроде бы узнаю.

– Вау!

Милтон бросился к открытой витрине, где принтер укладывал трехмерные жизненные коды, которые, сцепляясь между собой, извивались, как личинки какого-то насекомого, медленно выстраивая новое виртуальное создание изнутри; все это напоминало видео аутопсии, только запущенное в обратном направлении, от конца к началу. Каждый новый слой наносился по индивидуальному проекту и нес в себе столько же данных, как цепочка ДНК; он также отмечался нестираемой печатью автора с указанием времени создания. Возле принтера двое родителей удерживали свою возбужденную восьмилетнюю дочку, следившую за этим процессом с лихорадочным нетерпением.

– Никогда раньше не видел принтер кодов в действии, – с благоговейным трепетом в голосе признался Милтон.

Создание виртуальной жизни очень жестко регулировалось определенными кодексами, поэтому такие магазины были редкостью. Анимированная фигура Одина, обрушив на их подсознание поток метаданных, проинформировала их, что они находятся в заведении одного из самых признанных умельцев в Лондоне.

Не обращая внимания на Одина, Тео вышел на ближайший перекресток и узнал улицу, наклонно ведущую вверх. Здесь было меньше народу и намного меньше открытых магазинов.

– Нам сюда.

Он снова бросился бежать.

Милтон словно приклеился к витрине, спектакль на которой подошел к концу: принтер закончил свою работу, создав невероятно симпатичную помесь котенка и щенка с высунутым язычком и большими круглыми глазами, как у персонажей японских комиксов. Этот щекотенок, если можно так выразиться, ожил и прямо с помоста принтера спрыгнул на руки восторженной девочке, которая радостно взвизгнула, когда зверек лизнул ее в лицо.

– Милтон! – заорал на него Бакстер.

Тяжело вздохнув, Милтон оторвался от витрины и последовал за друзьями. Никто из них не обратил внимания на стоящего на другой стороне улицы слифа, по коже которого с эффектом хамелеона перекатывалась разноцветная рябь, отчего он сливался с неоновым граффити на стене у него за спиной.

– Это здесь.

Кромешный мрак за все еще выломанной дверью они не могли спутать ни с чем. Тео внутренне напрягся, но потом заметил, что немногие проходившие мимо аватары даже не останавливались перед этой странной черной дырой в стене. И все потому, что они видели здесь совершенно нормальную, неповрежденную дверь.

Клемми успокаивающе похлопала его по плечу:

– Иди и сделай это. И помни – связи там нет.

Тео набрал побольше воздуха в легкие и скрылся в провале шлюза из неотрисованного пространства. Милтон окинул этот портал критическим взглядом.

– Я бы добавил сюда звуковое оформление или какую-нибудь крутую анимацию.

Он резко разжал пальцы на ладонях, изображая эффект вспышки и искр, и издал звякающий звук. Но укоризненные взгляды друзей заставили его замолчать.

«Они, как всегда, слепы и равнодушны к эстетике», – сердито подумал он. Каким унылым выглядел бы мир, если бы его отдали в руки таким скучным людям! Мысли его вернулись к очаровательному щекотенку. Если по окончании всей этой заварухи ему не придется провести остаток жизни за решеткой, он хотел бы начать с чего-то такого, вроде этой мастерской, которая называлась «У Одина». Через неделю пребывания в университете он, к ужасу своего отца, поменял специализацию с английской литературы на двойной курс – виртуальная биология плюс базовая архитектура, потому что находил это намного более увлекательным. Обидно только, что никто из его друзей не знал о таком резком переключении: ни один из них не расспрашивал его об учебе или о новых знакомых, которых он завел. Такое впечатление, что им было все равно. И тем не менее он здесь, вместе с ними, ставит на кон свою свободу наравне со всеми…

Клемми прислонилась спиной к стене, а Бакстер стоял рядом, опираясь рукой об эту же стену рядом с ее головой. «Интересно, – думал Милтон, – а что происходило в жизни этих двоих, после того как они поступили в один и тот же университет?» При этом он предпочел не обращать внимания на иронию собственной ситуации – ведь он тоже не удосужился спросить их об этом.

Он отвернулся и стал рассматривать улицу, которая круто, под углом в добрых сорок пять градусов, уходила вниз и ярдов через триста выводила на оживленную площадь. Когда они раньше находились в СПЕЙСе, они либо играли, либо отчаянно отрывались. У них никогда не было времени, чтобы остановиться и просто полюбоваться этим потрясающим местом.

Милтон провел кончиками пальцев по неровной стене рядом с собой, которая должна была изображать древнюю кладку из глинобитного кирпича. Он закрыл глаза, стараясь прочувствовать каждую впадинку, каждый выступ. В ноздри просачивались запахи Рынка. После зловония грязного переулка настоящим наслаждением казались такие соблазнительные ароматы, как запах свежайшего хлеба, который дроном доставляют вам домой еще до того, как успеете снять с головы свой риг. Его родители по сей день восторгались тем, что живут в мире, где доставка заказанного осуществляется быстрее, чем процесс покупки. До него доносились запахи вкусной стряпни, которые, вызывая у прохожих ностальгию, должны были соблазнить их посетить расположенный рядом магазин винтажной одежды. Это поразило его, навеяв сладкие воспоминания об отдыхе в Озерном крае[21] – волшебное время, когда он еще считал своего отца образцом для подражания. Сейчас он, конечно, понимал, что все это лишь разумный маркетинговый ход: чувство ностальгии было мощным рычагом для колоссального увеличения продаж.

Во все это многообразие вплетался тонкий и специфический фоновый запах – так пахнет в новом автомобиле, – который пропитывал весь СПЕЙС и был чем-то вроде визитной карточки всего народа слифов. Особенно он чувствовался здесь на улицах.

Милтон открыл глаза и бросил взгляд вниз по спуску. Его не покидало ощущение, что что-то не так.

На площади внизу люди беспорядочно двигались в разных направлениях, даже не глядя в его сторону. Мимо прошла парочка, погруженная в беседу, а еще один аватар быстро спускался с холма. Слифов вокруг видно не было, и тем не менее…

Он скосил глаза. Хотя СПЕЙС представлял собой полностью отрисованный мир, Система все еще полагалась на локализованное проецирование изображения в центр сетчатки, чтобы поберечь геостационарные серверы от бешеных перегрузок. Это означало, что участки, на которые пользователь смотрел прямо, подавались с полным разрешением 32К – реальнее, чем сама реальность, как гласил девиз компании «Эмоутив». Однако периферийное зрение, как и в реальной жизни, давало гораздо более низкое качество.

В итоге, когда Милтон перевел взгляд на неразборчивый уличный указатель на стене, изображение внезапно сдвинулось и в поле его зрения появилась трехмерная фигура, похожая на движущуюся автостереограмму.