Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брайен и высокопоставленный янки, видимо, настолько соскучились друг по другу, что тотчас же начинают обмениваться информацией о военно-стратегических новостях с обеих сторон океана. При этом Бойден понимает, что мне может быть не все понятно из их разговора, и время от времени делает комментарии специально для меня. Я отчаянно пытался запомнить все эти бесценные сведения, даже покраснел от натуги, но, слава богу, все списалось на стаканчик виски. Зато в резидентуре потом меня похвалили за активное участие в работе над информационной телеграммой, ушедшей прямиком в Министерство обороны СССР!
Но всему хорошему приходит конец. В начале лета 1985 года предатель Гордиевский был уже вычислен и отозван в Москву. Нам строго-настрого запретили встречаться с английской агентурой. Но я все-таки осмелился нарушить табу и приехал в выходные домой к Брайепу под предлогом обсуждения моей диссертации, посвященной англо-американским отношениям.
Сидя на его небольшой лужайке, мы опустошили пару бутылок вина за приятнейшей, задушевной беседой. Потом Барбара сообщила нам, что жаркое вот-вот подгорит. Мы останемся голодными, если сейчас же не переберемся к столу. Мы поужинали, выкурили по сигаре под кофе и коньяк, обнялись, попрощались заплетающимися языками и больше никогда не виделись.
Вот выдержки из письма, полученного мной от Брайена весной следующего года, когда мы с семьей были уже давно в Москве.
«Наши дорогие Максим и Надя!
Я только что закончил первую нынешней весной стрижку газона перед домом… и вдруг осознал, что грядущим летом ты не будешь сидеть на траве и пить вино; и мы с Барбарой очень сожалеем об этом. Нам недостает вас. Недостает удовольствия от честного спора, в котором знаешь, что твой оппонент ласт тебе прямой ответ даже в случае, если он не согласен с тобой. Но даже если бы мы пришли к согласию по всем вопросам… нам все равно будет недоставать общения с вами… Поэтому, соскребая грязь с газонокосилки, я решил… соскрести грязь с моего пера и написать тебе, что мы вас любим, надеемся на то, что в Москве тоже наступает весна и что мы когда-нибудь сможем возобновить мирное сосуществование между нашими двумя семьями.
Наш кот Бондино шлет привет всем кошкам в вашем квартале, он по-прежнему пацифист по отношению ко всем другим существам (за исключением тех, кто немного меньше его, как, например, мыши), а в результате наш сад превратился в кошачий клуб. Приезжай и посмотри на этот клуб, посиди на траве и выпей вина вновь».
Но самое интересное содержалось в другом письме, на которое Брайен решился спустя несколько лет. Из него явствовало, что примерно с момента появления в Лондоне Олега Гордиевского на Брайена вышли сотрудники английской контрразведки, дали понять, что им известно о контактах со мной, и деликатно, учитывая его авторитетное положение, попросили сообщать обо всех тех моментах, когда интерес с моей стороны будет выходить за рамки дозволенного.
– Что дозволено, а что нет, вы, мистер Бойден, безусловно, знаете не хуже нашего, – пояснил представитель МИ-5.
Не выполнить такую просьбу для человека с его статусом было просто нереально, и Бойден, конечно же, не сказал «нет». Но тем не менее…
«С тех пор я поневоле внимательнейшим образом контролировал содержание наших с тобой, Максим, бесед. И, что любопытно, практически не находил в них переходов за рамки дозволенного, о которых мне следовало бы сообщить соотечественникам из МИ-5», – писал Брайен.
Прочитав это письмо, я впал в полную растерянность. Если дело обстояло именно так и Брайен действительно старался не стучать на меня в британскую контрразведку, то по факту получается, что закладывал наш контакт именно я. После каждой встречи я с чувством хорошо выполненного долга подробно отчитывался о полученной информации перед своим начальником, английским шпионом Олегом Гордиевским. Это с одной стороны.
С другой информация от Бойдена поступала на редкость ценная и качественная. Ее неоднократно проверяли, она подтверждалась другими источниками, регулярно докладывалась на самый верх советского истеблишмента, сделала мне чуть ли не половину карьеры в разведке. Так кто же, спрашивается, на кого шпионил?! Кто от этого выиграл? Все это на фоне искренней дружбы между двумя людьми, принадлежавшими к диаметрально противоположным социальным системам, но при этом тесно связанными общим или схожим пониманием человеческих ценностей.
Ответов на эти вопросы я так и не знаю.
Последний период нашей с Брайеном эпистолярной дружбы, в 2014-м – начале 2015 года, был довольно грустным. События вокруг Украины, санкции.
Мы пережили холодную войну и в девяностые годы бесконечно радовались тому, что она наконец-то закончилась, а теперь прекрасно понимали, что неминуемо грядет новый затяжной ледниковый период. Никто из нас не обвинял в чем-либо правительство противоположной стороны. Мы лихорадочно пытались найти компромиссные развязки стремительно ухудшавшейся обстановки.
Брайен, в частности, писал:
«Ну, ладно, Крым Запад готов вам простить, хотя аннексию полуострова обязательно надо полностью легитимизировать, проведя еще один, международно признанный, референдум. Чего бояться-то: крымчане наверняка снова проголосуют за воссоединение с Россией. Но, бога ради, остановитесь на этом, не вовлекайтесь дальше в украинские дела! Как же будет жалко, если достижения последних двух десятилетий по линии улучшения отношений Запад – Восток пойдут псу под хвост!»
Увы, двум состарившимся рыцарям первой холодной войны оказалось не по силам в одиночку остановить вторую.
Знакомству с этим выдающимся человеком я обязан дочке Насте.
Прибежала она как-то раз из школы и закричала с порога:
– Папа, у книжного магазина за углом огромная очередь. Там писатель Устинов подписывает свою книгу «Моя Россия». Ты же говорил, что она должна быть интересной. Давай купим и возьмем у него автограф.
Мы успели купить один из последних экземпляров. Грузный Питер Устинов с благообразной копной волнистой седины уже убирал в карман свой «Паркер». Поводом для контакта послужила обложка книги. Устинов стоял на мостике через канал Грибоедова в Ленинграде, на фоне Русского музея и Спаса на Крови. А я как раз родился и провел детство за углом от этого городского пейзажа, на улице Софьи Перовской. До революции и сейчас это Малая Конюшенная. Мы, естественно, зацепились языками, и я без труда выпросил у своего нового знакомого встречу для интервью.
Англия – родина многих замечательных писателей, драматургов, актеров и общественных деятелей.
Но мало кто может сравниться с Устиновым по харизме, сочетанию ума, остроумия и умения быть интересным как на сцене, так и в жизни.
Сэр Питер Александр барон фон Устинов (1921–2004) сыграл порядка сотни ролей в кино, ряд из которых, как, например, Эркюль Пуаро в нескольких экранизациях Агаты Кристи, вошли в золотой фонд мирового кинематографа. Он оставил после себя великолепно написанные книги и пьесы. В нашей стране больше всего известны роман «Крамнэгсл» и пьеса «На полпути к вершине». Питер вел интереснейшие авторские передачи на британском телевидении в жанре интервьюера и «рассказчика», raconteur.