Подготовка одной из таких передач закончилась трагически. Буквально на глазах Устинова была застрелена премьер-министр Индии Индира Ганди, направлявшаяся к нему для интервью.

Кроме того, Питер Устинов много лет посвятил активной работе в международной организации по борьбе с голодом UNISEF. Он лауреат премий «Оскар», «Эмми», «Грэмми» и прочая, прочая.

Но вероятно, самое незаурядное в Питере Устинове – это его происхождение. По матери он из старинного петербургского артистического рода Бенуа. Там намешано немало русских, французских, испанских, португальских и итальянских кровей. С ОТЦОМ, Ионой Устиновым, еще интереснее. Он был немецким подданным швейцарского, эфиопского, еврейского и русского происхождения.

Кстати, во время Второй мировой войны под кличкой Клоп являлся секретным агентом английской разведки МИ-6.

Познакомились родители Питера в 1920 году на выступлении Александра Блока в Петербурге, куда Иона прибыл, чтобы разыскать родственников. Там же и был зачат наш герой, которому предстояло в чреве матери совершить поездку через всю Европу. Осенью 1920 года родители по фальшивым документам отбыли на шведском пароходе в Амстердам, а затем перебрались в Лондон, где Питер и появился на свет. Вот уж поистине царский подарок сделала Россия британской культуре и искусству!

Но и это еще не самое удивительное в родословной Питера. В ходе наших долгих дружеских встреч он как-то рассказал мне историю своего деда по отцовской линии. В кратком изложении она выглядит так.

Русский офицер Платон Устинов доблестно служил в Поволжье в начале царствования Александра Второго. Однажды чуть не насмерть разбился, упав с лошади. Вытащила его с того света девушка-немка. Последовал роман. Платон испросил дозволения у государя жениться на лютеранке. Император не на шутку осерчал. Где это видано, чтобы его офицеры женились на иноверках, если, конечно, те не соглашались перейти в православие.

Короче, Платону грозила ссылка в Сибирь. Потребовалось вмешательство дяди, занимавшего должность посла в одной из европейских стран. Тот срочно прискакал из Рима и умолил императора заменить сибирский вариант на высылку в Палестину.

Платон Устинов покинул родину в 1860 году. После смерти жены-лютеран к и он женился на палестинской еврейке, прижил от нее детей и жил-поживал себе в Земле обетованной.

Уже глубоким стариком Платов узнал о начале Первой мировой войны, вспомнил, что он русский офицер, почистил и наточил свой палаш и отправился в Россию, чтобы помочь Родине отбиться от немцев. Путешествие по воюющей Европе заняло у него больше трех лет. К моменту, когда он добрался до России, там уже победили большевики, а война с германцами завершилась.

Большевики замели в кутузку подозрительного старика с палашом. Сыну Иове пришлось выкупать его за изрядное количество швейцарского шоколада.

Питер Устинов – потрясающий рассказчик. Возможно, он излагал эту, а также многочисленные другие забавные истории десяткам или сотням людей. Я этого не могу знать. Но то, что слышал от него собственными ушами, грех не пересказать. Ведь не исключено, что какие-то из этих историй звучали единственный раз. Следовательно, будучи запечатленными на бумаге, они внесут скромную лепту в память об этом незауряднейшем персонаже.

По словам Устинова, свой первый литературный гонорар от газеты «Ивнинг стандарт» он получил в четырнадцать лет за сатирический памфлет на соученика по элитной частной школе Вестминстер. Предметом его сатиры был молодой надменный нацист, сын германского посла, а позднее министра иностранных дел гитлеровской Германии Риббентропа. Тогда, в середине тридцатых годов прошлого века, эта публикация чуть не вызвала международный скандал.

А вот история времен Второй мировой войны. Неуклюжего, полноватого Питера призвали в британскую армию, но сочли непригодным к строевой службе и направили на киностудию по производству военных фильмов в одну из арабских стран. Надо сказать, что у Устинова, видимо, в результате умопомрачительного смешения разных кровей, с молодости был огромный талант пародировать иностранные языки, даже те, которые он совсем не знал. Находясь на студии, в окружении местных рабочих, расставлявших декорации, он за несколько дней настолько проникся арабским языком, что счел возможным смешить их, изображая его.

Те с удовольствием слушали молодого европейца, добродушно смеялись в ответ на его попытки таким вот образом установить с ними контакт. Но после одной из пародий рабочие вдруг напряглись. На их лицах появилось злое, явно враждебное выражение.

– В чем дело, ребята? – обеспокоенно осведомился Питер уже по-английски.

– Зачем ты нас так оскорбил и унизил?

– Боже, но как же?!

– Ты обозвал нас кучей дерьма комара. Ладно бы еще слона или верблюда. Это большие звери, значит, и кучи у них немалые. Но дерьмо комара даже незаметно. Значит, и мы для тебя полное ничтожество.

Отношения с арабами Питеру с трудом удалось наладить не раньше чем через неделю. С тех пор он стал куда более осмотрительно демонстрировать свои лингвистические способности.

Питер Устинов неоднократно приезжал в Советский Союз, особенно часто бывал в Ленинграде. Одним из самых ярких его впечатлений от нашей страны был Эрмитажа, а там – пожилые женщины-смотрительницы, сидящие в каждом зале и бдительно следящие за порядком на вверенной им территории.

Всем нам знакома эта картина и строгие окрики:

«На это кресло нельзя садиться! Запрещено трогать руками мебель и картины!»

Как-то раз Питер сказал мне, что готов защитить диссертацию любого уровня, убедительно доказывающую, что если бы в 1917 году в Зимнем дворце сидели эти бабушки, то революции наверняка не случилось бы.

– Я нисколько не сомневаюсь, что они легко справились бы с толпой революционных солдат и матросов и с позором выгнали бы их из дворца, – убежденно говорил он.

Как же, оказывается, просто было избежать Октябрьского переворота!

Питер резко отрицательно относился к любым проявлениям расизма и считал, что немалая доля вины за то, что это явление продолжается, лежит на лидерах ведущих европейских стран, проводящих такую политику. В частности, его возмущало, ЧТО При заполнении анкет приходится отвечать на вопрос о принадлежности к той или иной расе, о цвете кожи.

– Я обычно пишу, что кожа у меня розовая, – говорил он. – Разве это не так?

Не знаю уж почему, но Питер явно выделял меня из разноплеменной толпы журналистов, постоянно окружавшей его. Возможно, причиной было то, что большое интервью в «Социалистической индустрии», данное мне, стало первой крупной публикацией о нем в советской прессе. Он во всеуслышание заявил о своем намерении посетить Родину матери – Саратов и поставить на сцене местного театра одну из своих пьес.

Так или иначе, я несколько раз был зван к нему домой, где впервые насладился изысканной французской кухней в исполнении его жены, швейцарки французского происхождения. Подолгу засиживались мы с ним и в ресторанчиках, неизменно французских. Таковых в Лондоне в ту пору было не так уж много, и если бы не Питер, я никогда даже не узнал бы об их существовании. Общались мы исключительно по-английски, ибо Устинов, несмотря на свои глубокие русские корни и огромную любовь к России, языка своей исторической родины совсем не знал.