которые со временем, как Олден настраивал устройство на нужный лад, преображались в целые слова.

«Бе… Бет……ти….Б..ти….Бе..и….Бетт….Бетти!»

Изображение слегка подводило своими темными тонами, которые никак не могли вырисовать четкую картинку. Перебегающие из одного края в другой волны лишь ухудшали ситуацию. Олден перебрался к задней части телевизора, где несколькими движениями смог заставить технику во всех красках ознакомить молодых людей с изображением.

На экране в нижнем углу вырисовывалась дата 13/07/91. Молодой мужчина с прической в стиле ретро, трехдневной щетиной и изумрудного цвета глазами широко улыбался в камеру.

– Бетти, не переживай, тебе всего лишь надо направлять, как ты выражаешься «эту штуку», в нашу сторону.

– А если я ее уроню, Роберт? – произнес женский голос за кадром.

– Просто держи ее крепче.

Мужчина отстранился, попятился назад, и на экране можно было разглядеть яркую зелень и крыльцо поместья, что скрывались за его спиной.

– Эй, приятель! – Роберт окликнул кого-то в стороне, и через мгновенье к нему подбежал радостный мальчишка, который звонко выкрикнул слово «папа». – Бетти уже записывает, ты должен поучаствовать в съемке.

Роберт взял на руки своего сына, который энергично принялся размахивать руками в сторону Бетти, держащей в руках записывающее устройство.

– Это видео сохранится надолго, и ты, Стивен, будешь пересматривать его, когда захочешь вспомнить, каким ты был маленьким. Поэтому давай, помаши себе взрослому.

Роберт поставил сына на землю, а сам с улыбкой на лице стал наблюдать, как его маленькая копия выполняет его поручение.

– Ты выглядишь очень милым, Стивен, – заверила мальчишку няня.

– Спасибо, – отозвался тот. – Я обязательно оставлю себе будущему какое-нибудь послание.

Видео приостановилось, и изображение застыло на тот моменте, когда Стивен своими маленькими детскими ручонками убирал растрепавшиеся от легкого ветерка волосы.

Видеомагнитофон вновь загудел и принялся показывать продолжение.

Другая дата – 16/07/91.

Съемка велась в известной Дрейку мастерской, где он успел застать целый ряд написанных картин.

Роберт, слегка сгорбившись, сидел напротив мольберта, на котором он старательно выводил линию тонкой кистью. На его лице читалось полное сосредоточение. Его глаза сузились, ноздри расширились, а губы сжались.

– Бетти, я даже боком чувствую, что ты меня снимаешь, – брюнет обратился к няне, не прерываясь от работы.

За кадром раздался смех старушки.

– Прости, дорогой, но твое погружение в прекрасный мир искусства невозможно упустить. А с этой вещицей, если ты когда-нибудь отречешься от своего любимого дела, можно восполнить весь процесс.

Роберт повернулся к няне со слабой улыбкой на лице.

– Я так полагаю, ты с этой техникой уже подружилась.

– Снимать вас, моих самых дорогих людей, большое удовольствие, поэтому я быстро приспособилась, – объяснилась няня.

Роберт на мгновенье задумался, улыбка с его лица исчезла, и он отложил кисточку в сторону.

– Бетти, – хозяин поместья замолк на секунду, обдумывая, как бы правильнее изложиться, а среагировавшая на свое имя няня молча требовала продолжения. – Почему у тебя нет своих детей?

– Так получилось. Я не могла забросить работу, мне нужно было на что-то жить, хотя этот дом предоставлял мне и постель, и пропитание, и крышу над головой, однако мне нужно было содержать родных, которые сильно болели. И так все закрутилось, что я позабыла о собственном счастье, получая огромное удовольствие от того, как я даровала это самое счастье семьям твоих предков и твоей собственной, – проговорила Бетти.

– Но ведь ты не можешь кого-то назвать своей дочерью или сыном, – Роберт устремил свой взор на мольберт, одновременно изучая свое творчество и поддерживая разговор с няней.

– Я могу смело называть тебя своим ребенком, хоть и не я даровала тебе жизнь, – откликнулся женский голос.

Брюнет хотел было что-то ответить, но в мастерскую вошла Роуз в бежевом шелковом халате.

– Хорошо проводите время? – шатенка подошла вплотную к своему мужу, прислонившись к нему грудью и положив свои тонкие, белоснежного цвета кисти на его широкие плечи. – Это прекрасная работа, милый!

Роуз прониклась портретом ее сына с еще некоторыми незавершенными деталями.

– Стивену обязательно понравится! – заверила своего мужа шатенка.

– Ты уложила нашего сына в постель?

– Да, – ответила Роуз. – Я почитала ему на ночь и после того, как он стал мило посапывать, решила наполнить ванну и немного освежиться.

Перед тем как вновь взяться за кисточку Роберт закинул голову назад и прикоснулся своими губами к румяной щеке жены. А Роуз в свою очередь подсела к няне, чтобы лишний раз не отвлекать мужа от работы.

– Он уже сколько часов упорно трудиться, чтобы представить портрет своего сына наилучшим образом, – прошептала Бетти.

– Наконец у нас все замечательно, больше никаких пререканий и ссор, – откликнулась Роуз. – Дальше будет только лучше.

Данный кадр был сменен другим.

У главного входа в поместье что-то бурно обсуждали люди в рабочей форме. У крыльца в разных местах были разбросаны строительные материалы и инструменты. Над лакированной дверью прорисовывалось уже знакомое молодым людям изображение величавой птицы – Феникса.

Роберт расположился чуть-чуть поодаль, изредка наблюдая за продвигающейся работой нанятых им людей. Он сидел за маленьким столиком, пролистывая одну страницу за другой свежего номера газеты.

– Стивен, будь осторожен! – Бетти подошла ближе к Роберту, к которому целенаправленно бежал его сын.

– Этому ребенку все равно, поранится он или нет, когда он чего-то хочет, – засмеялся Роберт.

– Папа, папа! – Стивен чуть не сбил няню с ног, когда он столкнулся с ней и схватился за подол ее платья.

– Что такое, малыш?

– Кто это? – мальчишка указал рукой на трудящихся у дома мужчин.

– Это рабочие. Я попросил их несколько украсить наше поместье, – объяснил сыну отец.

– А как украсить?

– Они изобразят очень красивую, необыкновенную птицу. Она сгорает и восстает из пепла. Перерождается. Приносит в мир что-то новое.

– Как она это делает? – Стивен встал рядом с отцом, который отложил газету в сторону, полностью отдаваясь разговору с сыном.

– Такова ее способность. Феникс умирает и рождается снова.

– Феникс, – мальчишка повторял отрывки предложения за отцом, словно находясь под гипнозом.

– К сожалению, такая птица не существует на самом деле, однако ее качества не могут не поражать.

– Почему ты выбрал именно ее? – в разговор встряла Бетти, которую воодушевили рассказы Роберта.

– Будь моя воля, я бы тоже сгорел дотла, после переродился и начал жизнь с нуля, – хозяин поместья серьезно о чем-то задумался, прежде чем продолжил свою речь. – В моей жизни много моментов, которые я хотел бы вычеркнуть, о которых хотел бы навсегда забыть. И такие моменты еще будут, я точно знаю. Никто не застрахован от того, чтобы жизнь пошла наперекосяк, прокладывая полную горечи и сожаления тропу к чему-то более непосильному.

Стивен положил свою голову на отцовскую руку,