Отдушиной для нее стало общение с маминой подругой тетей Шурой, которая работала библиотекарем в воинской части. С ней, а не с мамой Домна делилась сокровенными переживаниями.

Именно тетя Шура заменила ей родителей после их смерти и придумала для Домны дело, которое ее кормило. Домна освоила поделки из остатков различных материалов-лоскутков. Сначала это были простые игольницы, браслеты, потом смешные зверюшки, кошельки, абажуры, а затем и более сложные изделия: подушки, коврики, одеяла. Тетя Шура продавала ее работы в библиотеке, а вскоре поделками заинтересовались местные магазины, у Домны появилось много заказов.

— Тетя Шура, это ваша заслуга, что у меня есть кусок хлеба.

— Да скажешь тоже! — отмахивалась женщина.

Именно тетя Шура спасла ее, когда решительно вызвала «Скорую», а то бы Домна и продолжала терпеть боль в животе. Тетя Шура всегда ориентировалась, если речь шла о здоровье, а когда ее единственная дочь Роза окончила медицинский институт, то она вела себя, будто она сама врач. Но с Домной опасения тети Шуры были не напрасны, ее оперировал хирург Архипов, поставив диагноз «острый перитонит брюшной полости».

— Что же вы, Домнушка, так долго к нам ехали? Поправляйтесь и больше уж, пожалуйста, не болейте.

Домнушкой ее никто и никогда больше не называл. После операции она приходила в себя долго, еще сильнее заболели ноги. Тетя Шура тут же придумала выход.

— Тебе бы какую помощницу по дому, но на нее деньги нужны. А давай я тебе квартирантку найду, подкопишь денег и возьмешь работницу?

Домна согласилась. «Квартиранткой» оказался южный симпатичный молодой мужчина Мухаб Исмаилов. От его пронизывающего взгляда становилось очень неуютно. Но Домна согласилась его поселить, деньги ей были очень нужны.

Мухаб был подвижный, активный, энергичный, он все время кому-то звонил, чем-то занимался, а она только наблюдала за ним издалека. Деньги квартирант платил исправно.

Мужчины в ее жизни не существовали. В обществе инвалидов, на мероприятиях, которые она иногда посещала, мужчины были так же больны, как и она, так же несчастны и ущербны. Потому что если у тебя физический недостаток, то он обязательно проецируется на душу, на человеческий мозг. Домна не предполагала никаких отношений, как вдруг мужчина-колясочник по имени Василий вдруг стал ухаживать за ней. Она очень удивилась, но, поскольку нуждалась в общении, ухаживания поддержала. Отношения начали медленно развиваться и закончились в постели Василия.

Домна брезгливо наблюдала, как он отстегивал протезы, путаясь в ремешках, как сопел, заталкивая протезы под кровать. Физиология взяла верх над чувствами — опустошения, угрызения совести у Домны не было, не было и яркости ощущений, а вот осознание брезгливости преследовало ее долгое время. Больше на мероприятиях общества инвалидов она не появлялась.

Свой сороковой день рождения Домна встречала одна, тетя Шура уехала на какой-то библиотечный семинар, поэтому гостей ждать смысла не было. Она слышала, как пришел ее жилец, как гремел холодильником на кухне, и пригласила его к столу.

Сама себе Домна не признавалась, что ее вдруг в какой-то момент потянуло к молодому мужскому телу. Она объясняла себе, что это обычный праздничный ужин в честь своего юбилея, на котором случайным гостем оказался ее южный знакомец Мухаб. Женщина потом не помнила, кто первый из них потянулся к губам, кто первый поцеловал, ей было хорошо с этим мужчиной, случайно оказавшимся как в ее квартире, так и в кровати.

Когда Домна поняла, что беременна, то сказала об этом тете Шуре, которая от удивления только цокала языком и охала.

— Ну ты даешь, девка! Как ты сподобилась?! С ума сошла, что ли?! От чурека?

— Я буду рожать, — Домна уперлась и впервые не слышала аргументов тети Шуры.

— Да какой рожать?! Здоровые вон родить не могут, а ты больная насквозь, на инвалидной коляске. Не придумывай! Делай аборт.

— Я буду рожать.

Тетя Шура отступилась.

Когда Домна впервые увидела своего малыша, то поняла, что он и есть главный человек в ее жизни. Вся ее любовь досталась этому маленькому мальчику. У нее не было претензий к Мухабу, но она удивилась, что он не только не съехал с ее квартиры, а, наоборот, купил все квартиры на этаже и оплачивал няньку.

Теперь они жили с Мухабом рядом, через несколько комнат, он мог привести в общую кухню своих гостей, своих женщин, совсем не стесняясь ее. Домна была словно пустым местом, инвалидным креслом, кухонным аксессуаром.

Мухаб после рождения сына больше никогда не притронулся к ней и, когда встречался в квартире, не смотрел в ее сторону. Сына Антона он звал по-своему, на таджикский манер — Ахком, любил его и все время говорил, что он его единственный наследник и продолжатель дела.

Какое у него было дело, Домна догадалась давно, она слышала разговоры его друзей. Мухаб сначала создал преступную группу, которая грабила людей, а потом вложил награбленные деньги в игровые автоматы.

Она понимала, что никак не повлияет на ситуацию, не в милицию же ей обращаться, в самом деле? Таджик просто ее убьет и не поморщится. Главное было для нее, чтобы он не трогал ее сына. Единственным человеком, с которым она могла поделиться своими переживаниями, была тетя Шура, но она умерла.

Ее дочь, Роза Ерашова, звонила только раз в году на Домнин день рождения, за что женщина была ей благодарна. Домна была предоставлена сама себе и коротала время на инвалидной коляске в своей комнате. Она чувствовала себя узницей, но силы жить ей давали любимые книги, в которых всегда побеждала справедливость.

— Мама, как твои дела? — сын навещал ее каждый день, и у них была особая связь.

Она понимала своего ребенка, настаивала, чтобы он учился, расстроилась, когда он бросил институт.

Когда она в соседней комнате услышала разговор, что Мухаб и его друзья собираются прикончить доктора Архипова, в ней что-то оборвалось. Во-первых, она поняла, что ей не удалось уберечь от влияния Мухаба любимого сына, да и что она могла сделать, как помочь мальчику, если не выходит из комнаты? Во-вторых, требовалось им помешать убить Архипова. Когда-то доктор спас ей жизнь, и она не может не отплатить ему тем же.

Случайно ей на глаза попалась газета «Наш город», и Домна увидела рекламу редакционной горячей линии. Домна решила, что она позвонит Юлии Сорневой, она с интересом читала ее статьи, и чувствовалось, что журналистка человек хороший и остро понимающий проблемы. Боролась за справедливость.

В нужное время она набрала нужный редакционный номер.

— Я могу поговорить с Юлией Сорневой?

— Я вас слушаю, — ответил приятный женский голос.

Домна поняла, что сделала все правильно.

— Вы извините, конечно, что я к вам… — начала она. — Но я должна кому-то сказать. Скоро может произойти убийство.

Журналистка на том конце провода напряглась и спросила: