Коля промолчал, потому что спорить не собирался, тем более о Борянкине, он же не мог рассказать, что проник на личную территорию Сергея Павловича. Встречи с его женой Верой теперь были частыми. Она оказалась приятной в постели, подкупающей в беседе. Вера умела слушать, слышать, чего не делала его дражайшая Люцина. Николай Петрович знал и тайну Сергея Борянкина, знал о его нетрадиционной ориентации.

— А зачем ты выходила за него замуж? — поинтересовался он у Веры.

— А что мне, век в девках сидеть? Отец мне предложил. Вот жаль, ты мне раньше не встретился, ты бы на мне женился.

Окуневский бы вообще, если честно, не женился совсем, но Люцина сама решительно осталась у него жить.

— А он на тебе разве женился? Это у вас называется браком? Это просто помарка в паспорте, нормального мужика у тебя нет. А как вы живете в одной квартире? — Николаю было любопытно.

В институте преподаватели старой закалки утверждали, что гомосексуализм — это патология, что сексуальное влечение к лицам своего пола — извращение. Разговор об этом шел с медицинской брезгливостью и цинизмом. Но потом появилась новая тенденция не считать гомосексуализм болезнью, однако Николай был уверен, что это не физиологическая норма, что это противоречит природе человека, где изначально заложено мужское и женское. Вообще, скорее всего, этот вопрос не носит медицинского характера, пусть каждый живет, как ему нравится. Он не любитель копаться в чужой личной жизни, только вот получается, что он встречается с Верой, женой человека нетрадиционной ориентации. Медицинская абракадабра.

— Живем, хлеб жуем, — Вера не церемонилась. — Он женился только потому, чтобы вокруг не было напряжения. Раз у него есть жена, женщина, значит, он такой, как все.

— То есть ваши друзья об этом не догадываются?

— У нас нет друзей. У него свои знакомые, у меня свои. Мы просто вместе выходим в люди.

— А какие у него знакомые?

— А тебе зачем? — удивилась она.

Окуневского вдруг посетила мысль, которая ему показалась гениальной: он знает, как можно получить руководящее кресло в обход тестя. Информация, которой он располагает, благодаря связи с Верой, горячая, скандальная, с запашком. Сведения могут сослужить хорошую службу, это вам не письма подметные сочинять. Сегодня общественность, как бы ни старались журналисты, относится к гомосексуализму очень противоречиво. Ведь не так давно это откровенно порицалось, считалось преступлением. Разговоры типа «личная жизнь других людей меня не касается» так и останутся разговорами и с моралью не связаны. Но если решение о развитии медицины, о здоровье человека принимается человеком с отклонением?..

— Мне просто интересно как медику.

— А мне ты не нужен как медик. Ты мне нужен как мужчина.

Николай Петрович не возражал. Но спокойное течение его жизни закончилось, когда в один из дней к нему в кабинет зашла Роза Ерашова и улыбнулась так, как умела это делать только она, зовуще и лукаво.

— Мне надо с тобой поговорить, Николай. Мне нужна твоя помощь.

Он понял, что пропал, как рыба, зацепившаяся жабрами за сеть.

Юля Сорнева понимала, что вдвоем с ума не сходят и Вадик Тымчишин то же, что и она. На обочине дороги, держась за руки, стояли Герман Архипов и Евгения Шумская.

— !

— Ну что ты орешь как оглашенная. — Вадик оторвался от ремонта. — Я тебе говорил, что все будет хорошо, вот и машина уже на ходу.

Юлька не выдержала и повисла на Архипове.

— Вы! Вы! Герман Николаевич! — она уткнулась ему в плечо и заплакала. — Мы вас ищем! Мы все вас ищем! Евгения Олеговна! — она бросилась обнимать Шумскую. — Как? Почему? Где вы были?

— Юлечка! Как много у вас вопросов. Я всегда вам говорил, что вы переутомляетесь на работе. У нас с Евгенией Олеговной была небольшая, но очень трудная прогулка.

— Да уж! — только смогла и вымолвить Шумская.

Они вышли на дорогу несколько минут назад, а сначала долго бежали, чтобы оказаться как можно дальше от дома, где были в плену, где им кололи какую-то дрянь, где Герман делал операцию и где во время этой операции удивительно гармонично двигались, словно летали, его руки.

Это был страшный сон! Фантасмагория! Ожившие видения с картин Иеронима Босха. Евгения очень устала, ей хотелось спать и еще, чтобы Архипов не выпускал ее руку из своей руки.

Шумская не понимала, что делать дальше. Обращаться ли в полицию? Молчать, будто ничего не произошло, и сделать вид, что она вернулась от мамы из деревни? Что делать? Но понятно было одно, мужчина, с которым она попала в ужасную историю, примет правильное решение, и она подчинится ему. Сейчас у нее не было сил даже думать.

— Где вы были? Что случилось? — Юлька не отставала, поочередно крепко обнимая то Архипова, то Шумскую.

— Мы были на дискуссии по многообразию видов культур, — Архипов, как всегда, шутил. — Сначала с докладом выступила Евгения Олеговна, а в прениях — ваш покорный слуга.

Шумская молча кивала, пусть он называет их приключение дискуссией.

— Похоже, вы были в хорошей переделке, — произнес Вадик Тымчишин, до этого молча наблюдавший за дуэтом Архипов — Шумская. — Или жили на необитаемом острове, или в пещере, подвергаясь опасностям.

— Можно сказать, что старуха-смерть приходила к нам в гости, — согласился доктор.

— А вы вели себя, как герои Вуди Аллена: придет смерть, скажите, что меня нет дома?

— Ну, очень похоже, — ответил Архипов, не выпуская руку Евгении из своей руки. — Ты устала, Женя?

— Давайте в машину, — заторопил Вадик. — А то у вас видок, скажем прямо, не самый лучший.

Юлька продолжала плакать от счастья, и это были лучшие слезы в мире, с ними уходили страх, печаль, тревога. И слезы не заканчивались. В машине Евгения мгновенно заснула на плече Германа, Архипов тоже прикрыл глаза.

— Ну что, подруга, наши вечерние посиделки отменяются, — Тымчишин говорил тихо и, как никогда, серьезно. — Но думаю, что расслабление тебе уже не требуется, ты залила всю машину своими слезами.

— Не требуется. Я сегодня счастлива, — согласилась Юля.

— Нашелся твой драгоценный доктор, а с ним и госпожа Шумская. Надеюсь, они расскажут, что с ними случилось.

— Ой, Вадик, надо Заурскому позвонить! Срочно! — Она вытащила телефон, нажала на экран и, дождавшись ответа, отрапортовала: — Егор Петрович, миленький, нашелся Архипов. Нашлась Шумская! Вы позвоните своим знакомым ребятам, скажите «отбой», чтобы они их уже не искали.

На том конце телефона что-то восклицали, кричали, радостно требовали подробностей.

— Они живы и здоровы. Я вам потом все объясню, Егор Петрович! — она выдохнула. — Ну все, теперь шеф в курсе.