– Не знаю, – ответил Патрик.

– Они вернулись, приблизительно когда мы ушли от вас, – сказал Матео Гамашу. – Около десяти, если не ошибаюсь?

Гамаш кивнул.

– Вы видели, как она пошла на прогулку? – спросила Лакост.

Матео и Леа отрицательно покачали головой.

– Кобрадор стоял на своем месте, когда вы шли в гостиницу?

– Кобрадор… – Патрик внезапно оживился. – Боже мой, это ведь все из-за кобрадора, да?

Он посмотрел на Матео, потом на Леа. Глаза его от страха расширились.

– Не знаю, – сказала Леа.

Она неловко обняла его. Патрик не ответил на объятие.

– Как такое могло случиться? – пробормотал он приглушенно, оттого что крупная Леа прижимала его к себе. – Не понимаю.

Но теперь его взгляд был устремлен на Изабель Лакост.

А она подумала, что здесь есть много чего непонятного. Но прежде чем все это закончится, у нее будут ответы.

Она посмотрела на Бовуара, который наблюдал за Патриком Эвансом своими проницательными глазами, потом перевела взгляд на месье Гамаша.

Он стоял, сцепив руки за спиной, и смотрел в окно. Поверхностный наблюдатель мог бы подумать, будто он потерял интерес к происходящему. Однако Лакост, даже глядя на Гамаша в профиль, чувствовала его абсолютную сосредоточенность. Он не пропускал ни единого слова, ни малейшей интонации.

Гамаш нередко говорил, что слова говорят о мыслях человека, а интонация – о его чувствах.

И то и другое крайне важно.

Да, факты были необходимы. Но если откровенно, любого можно научить находить кровавые пятна или волоски. Или любовный роман. Или банковский баланс, вовсе не сбалансированный.

Но чувства? Лишь самые храбрые отваживались заходить в это огненное царство.

И именно там проводил свои разыскания Гамаш. В области ускользающих, летучих, непредсказуемых, а порой и опасных чувств. Там он искал ту обнаженную буйную эмоцию, которая привела к убийству.

И он научил Лакост делать то же самое.

Гамаш перевел вдумчивый взгляд с густого леса на Патрика, Матео и Леа.

Его карие глаза блеснули. Он смотрел не на Патрика Эванса, а на Матео Биссонетта.

– Где вы обедали вчера вечером?

Тот пожал плечами, словно последние силы оставили его:

– В каком-то заведении в Ноултоне. «Ле Реле». Верно?

Но Патрик не прореагировал.

– Вы заволновались, когда не увидели жену утром? – спросила Лакост.

Патрик распрямился:

– Не очень. Я думал, она с ней.

Он показал на Леа.

С ней.

Он говорил, еле ворочая языком.

– А мы думали, она с Патриком, – сказал Матео.

– И только когда приехала полиция, мы поняли, что никто целый день не видел Кэти, – добавила Леа.

Лакост подалась к Патрику:

– Как по-вашему, кто мог сделать это с вашей женой?

– Не знаю. – Он посмотрел на нее с детским недоумением.

– Дайте ему немного прийти в себя, – вмешалась Леа. – Разве вы не видите, что он потрясен?

Она налила ему виски, и он выпил залпом.

Лакост внимательно присмотрелась к Патрику. С ним определенно что-то случилось. Он словно завернулся в ватный кокон. Реальность доходила до него дальним эхом. Возможно, он переживал потрясение, с которым не мог справиться из-за природной слабости характера.

Но, судя по его зрачкам, дело этим не ограничивалось.

– Что вы можете рассказать о кобрадоре? – спросила она.

Патрик уставился на нее.

– Это совесть. Верно?

Он посмотрел на Матео, но его взгляд оставался мутным, и он начал покачиваться.

Бовуар наклонился и заглянул ему в глаза. Патрик ответил на его взгляд, чуть приоткрыв рот. Его мягкие губы поблескивали от слюны.

– Вы ничего не принимали? – спросил Бовуар медленно и четко, но ответом ему был лишь пустой взгляд.

– Это он сделал, – невнятно проговорил Патрик. – Мы все знаем, кто это сделал.

– Кто? – спросил Бовуар.

– Он, конечно, имеет в виду кобрадора, – сказал Матео, наклоняясь к Патрику. – Верно? Кого же еще?

– Месье Эванс, посмотрите на меня, – произнесла Лакост громким, ясным голосом. – Что ваша жена делала в церкви?

– Никто не ходит в церковь, – пробормотал он совсем уж неразборчиво.

Бовуар посмотрел на агента, делавшего записи:

– Позови доктора Харрис, коронера. Быстро.

Не успел он сказать это, как Патрик начал заваливаться набок, и Бовуар подхватил его, удержал и с помощью Лакост опустил на пол возле стула.

– Какие лекарства он принимает? – спросил Бовуар, проверяя жизненные показатели Патрика.

Гамаш снял куртку, скатал и подложил под голову Патрика.

– Я дала ему лоразепам, – ответила Леа. – Что с ним?

– Когда? – спросил Бовуар.

– Перед вашим приходом. Он начал задыхаться, был близок к панике. Я хотела его успокоить.

– Одну таблетку? – спросил Бовуар, переводя взгляд с потерявшего сознание Патрика на его друзей.

– Одну.

Леа принялась рыться в сумке, которую бросила на пол, и вытащила пузырек с таблетками.

– А еще вы дали ему виски, – напомнила Лакост.

– О, проклятье, – простонала Леа. – Черт, черт, черт. Я не подумала.

Появилась Шарон Харрис и заняла освобожденное Бовуаром место рядом с Патриком.

Все отступили в стороны, пока она осматривала его.

– Кто он? – спросила она, не прекращая проверку.

– Муж Кэти Эванс, Патрик, – сказала Лакост, и доктор Харрис ответила ей коротким взглядом. – Мы думаем, это лоразепам в сочетании с виски.

Это сообщение не прошло мимо ушей доктора или других полицейских.

– У вас есть пузырек?

Леа протянула ей пузырек. Доктор осмотрела его, сняла крышку, высыпала на ладонь несколько таблеток. Потом бросила их обратно в пузырек и протянула Леа. Без комментариев.

– Он просто потерял сознание. Возможно, нет привычки к транквилизаторам. Да и виски на пользу не пошел. Его нужно уложить в постель. Месье Эванс! – Доктор Харрис наклонилась к его уху. – Патрик, поднимайтесь, мы уложим вас в постель.

Она ущипнула его за ухо, и его веки открылись, хотя взгляд оставался рассеянным.

– Мы можем поставить его на ноги?

Бовуар и Матео подняли его с пола и поддержали. Патрик был как пьяный. Голова его моталась, глаза моргали. Судя по всему, он пытался всплыть из омута на поверхность, но это ему не удавалось.