твоего отца. Это заражение, оно у него в крови, понимаешь? Он точно не уверен, есть ли оно еще внутри него, или давно исчезло, но он по-прежнему остерегается.

Саша глубоко вздохнула и продолжила:

– Странно, я практически ничего не помню из того дня, но вот слова, сказанные папой в тот день я помню до сих пор. «Твоя мама ушла и больше никогда не вернется», сказал он тогда.

Саша прижалась к плечу Адама и принялась тихо плакать и всхлипывать. Адам нежно гладил ее по руке.

– Уверен, что она была очень красивой, – сказал Адам. – И что она любит тебя по-прежнему.

– Пообещай, что никому не расскажешь про болезнь папы. Если люди узнают…

– Ни за что, – Адам поспешил утешить ее. – Я же твой лучший друг, а лучшие друзья держат секреты своих лучших друзей.

Саша медленно отпрянула от плеча Адама и посмотрела в его темно-карие глаза. Отчего то возникло желание утонуть в них, раствориться. Она знала уже давно, что Адам был в нее влюблен и что сейчас его любящей взгляд был искренен. Медленно она стала приближаться к нему, прикрыв глаза. Адам не растерялся, поймал момент и тоже начал медленно наклоняться к ней, но вдруг…

– Адам! – раздался знакомый голос.Оба они разом повернули головы и увидели Петра Васильевича, чье красное, вспотевшее лицо отчетливо виднелось в оранжевом свете солнца.

– О, Сашка, и ты тут… – заметив девочку добавил Пётр, а затем вновь обратился к Адаму. – Твой папка, он просил позвать тебя.

– Что-то случилось? – Голос Адама был встревожен.

– Нет, пока что. Ты нужен отцу, давай поживее. А ты Саш… – Петр посмотрел на девочку, – …возвращайся к отцу, ему, вроде, лучше.

Втроем они побежали в сторону деревни.

8. Адам Гордон

Толпа жителей гневно вскидывала кулаки в сторону его дома и кричала: «Где наша обещанная еда? Мы голодны, наши дети голодные!» – и все в таком духе. Петр Васильевич взял Адама за плечо и повел к задней стороны хижины, ко второму входу.

– Но ведь три дня еще не прошло! – возмутился Адам. – У отца в запасе еще один день, чтобы решить эту проблему.

– Да не решит он ее, сынок, разве ты не понимаешь? Где ему найти сотни килограммов мяса за эти вшивые три дня?

– Папа найдет выход, ведь так? Он всегда находил выход.

Они остановились возле двери. Петр постучал условным знаком: три быстрых стука и один сильный удар.

– Он уже его нашел и уже рассказал его тогда, на собрании, – сказал Пётр, – но этих болванов подстрекает Гончарова, пользуясь их главной слабостью – голодом. У твоего отца еще осталось в запасе около двухсот килограммов оленины и свинины, но, если они заберут ее сейчас и сожрут всю за один присест, – зиму деревне не пережить.

Дверь открылась, и Адам увидел свою мать Юлию.

– Где ты был, я переживала за тебя! Быстро в дом.

– Я просто…

– Быстро!

Адам зашел в дом.

– Спасибо, что разыскал его, Петь.

– Нет проблем, Юль. Витьке скажи, что я попробую угомонить толпу, прежде чем он выйдет к ним.

Юлия кивнула.

– Береги себя.

Главный охотник закрыл дверь и направился на крыльцо, где несмолкаемый шум и гам нарушил привычную для деревни в это время суток тишину.

Виктор стоял возле стола, облокотившись на него обеими ладонями. Адам успел заметить, как морщинки на лбу отца собрались вместе, а глаза были полузакрыты. Пришлось позвать его по имени несколько раз, прежде чем тот обратил на него внимание.

– Сынок, где ты был?

– Гулял с Сашей, мы всегда гуляем с ней по вечерам, пап, ты же знаешь.

– Да, да, точно

Он отмахнулся. Дураку было понятно, что Виктор Гордон был взволнован, и не находил себе места, ходя взад-вперед и периодически поглаживая бороду.

Возникла тишина, которая Адаму показалась какой-то неловкой и неуместной для событий, происходящих за стеной. Тишину нарушила Юлия.

– Петя пошел успокаивать толпу, Вить…

Виктор только кивнул головой, а затем, словно одержимый, метнулся к кровати, сел возле нее на колени и вытянул руку. В ладони он держал маленький револьвер с коротким дулом. Адам видел оружие впервые и не имел понятия, что это вообще такое.

Виктор подошел к Юлии и силой всучил револьвер в ее руку.

– Я не буду ничего скрывать от вас, – на последнем слово он посмотрел на обоих членов семьи, – и скажу честно – видит Господь Бог, я не имею представления, как сегодня закончится этот день. Полчаса назад я как и всегда молился: за вас; за тех людей, собравшихся снаружи; за остатки добра в этом мире. Я не знаю, услышал ли Господь хоть одно слово из моей молитвы, но я верю и надеюсь, что сегодняшний день не окажется для нас последним.

Юля ахнула.

– Что ты такое говоришь? Они не посмеют причинить тебе вред!.

– Я не собираюсь рассказывать вам обоим утешительных сказок, Юль! – голос его стал громче, и Адам впервые за долгое время услышал, как его постоянно спокойный отец кричит. – Эти люди за стеной хотят невозможного. Будь у меня даже месяц в запасе, я бы и малости не сделал того, чего они хотят. Если я выйду к ним на крыльцо и скажу, что у меня в подвале лежат только двести килограмм мяса плюс несколько десятков консервов и овощей на всю зиму и тридцать два человека, не включая детей, они могут отреагировать совершенно непредсказуемо. Ты знаешь, на что способны люди, Юль. На что способны голодные люди.

– Но ведь твое предложение делить еду поровну и…

– Им плевать, милая, плевать. Когда человек голоден, он думает только о том, чтобы набить как можно скорее свой желудок. О последствиях думать они начнут уже после, когда еды не останется. И что будет? Каннибализм? Нет, я не собираюсь этого допустить.

Виктор отошел обратно к столу, снова положил на него ладони и уставился в стену. Крики становились все громче и громче, и среди них отчетливо выделялся голос Петра Васильевича, просивший «закрыть рты».

Юля стояла в растерянности, крохотный револьвер в ее руке казался невыносимо тяжелым.

– Я надеюсь, ты еще помнишь, как им пользоваться? – спросил Виктор, не отводя взгляда от стены.

Она молчала, слова застряли у нее в горле.

– Юля?

– Да, я помню.

– Через минуту я выйду к ним, попытаюсь еще раз вразумить их, а вы – сидите здесь. Если помимо меня или Пети кто-то войдет сюда и направится в сторону погреба, бегите через черный ход со всех ног,