— Ты правитель, тебя послушают. Обвини его в сговоре с нами. Весь Фадрагос верит, что она ведьма. Обыграй его, Волтуар, выставь пособником ведьмы. Пусть он ищет оправдания. Вполне вероятно, что, оправдывая себя, он оправдает и Аню.

— Он уже ответил и доказал, что ничего не знает о ней.

— Правда? — сощурился я. — Он солгал. Пламя Аспида — влиятельная гильдия, завязанная на репутации. Как верховный допустил такую ошибку и взял к себе ведьму? — с презрением поинтересовался. — Позволил действовать у себя перед носом, да еще и отправил поближе к правителю.

Волтуар пожевал губами, чуть качнулся, а затем кивнул.

— Второй раз я встретил Асфирель у мудрецов. Как мне доложили, ее приняли, потому что Дриэн просил об этом письменно. Думаю, прошение осталось у мудрецов. Мы можем давить на некомпетентность и поставить верховенство Дриэна под сомнения. Вот только ответь мне, Вольный: почему ты уверен, что он так заинтересован в поимке Асфирель? И та копоть, что нашлась на утесах, — не выдумка.

Ему нельзя знать о Единстве. Не сейчас. Если он поддержит нас и заставит выйти Дриэна из тени, то мудрецы постараются остепенить его. Им будет невыгодна эта суета. Я убрал волосы за уши и спросил:

— Ты любишь ее?

Волтуар улыбнулся и покачал головой.

— Тебе известен ответ.

— Тогда верь ей! Асфи не обманывает Фадрагос. Она не угроза нам. Помоги, Волтуар, а затем, оставь регион приемнику и позаботься об Асфирель. На севере ей не место, а тут отправиться некуда. Ее нужно спрятать.

— Ты хочешь, чтобы я забрал ее в свой будущий дом? — Тонкий зрачок дрогнул.

Хотелось зажмуриться, чтобы не замечать его скрытой радости, а еще оглохнуть, чтобы не слышать своего голоса. Но я справился, озвучивая план:

— Последнее желание правителя. Когда вы уходите из региона, вам позволяют забрать с собой что-то или исполняют ваше желание, наставление. Что бы это ни было, лишь бы не угрожало региону. Заставь Дриэна оправдываться, и сделай все, чтобы попутно он оправдал Аню. Я найду настоящую ведьму, и тогда на Асфи останется только вина за преступления, которые ты простишь. А потом забери ее к себе.

Солнце поднялось высоко, светило ярко. Птицы громко голосили, вынуждая постоянно выглядывать на дорожку, ведущую к дому. Волтуар тоже рисковал, общаясь со мной.

— Ты должен знать, что соггоры отказались ехать сюда, — расщедрился Волтуар. — Совсем скоро я отправлюсь на север. И у меня для нее письмо от мудрецов. Они отдали его в день моего отъезда.

Опять письмо? На что в этот раз давят: на совесть, на сострадание? Могут запугать Аню угрозами. Они написали ей до того, как помогли с ищейками Кхангатору, или после? Волтуар лишь слышал о проблемах Айвин, выходит, спрашивать бесполезно. Да и неважно. Послание наверняка не содержит ничего, что могло бы спасти Аню.

Я облизал пересохшие губы и все же поинтересовался:

— Его можно распечатать?

— Нет, — Волтуар тряхнул волосами. — На нем защита сильнейших духов.

Солнце начинало припекать. Пора возвращаться.

— Тогда отдай его. Я передам.

— Нет, — вскинул подбородок. — Я выяснил, кто учил тебя на севере. Мне известно, что ты можешь привести Асфирель во дворец. Соггоры предупредили, что организуют праздничный вечер в честь нашего приезда. Вольный, ты позволишь нам увидеться. Полшага солнца…

— Подотрись этим письмом! — Духи Фадрагоса, о чем он просит?!

— Обычная прогулка. Я и пальцем к ней не прикоснусь, если она не захочет.

Если она не захочет? Выродок! Я ухватил его за грудки, до скрипа стиснул скользкую ткань. Его спокойное дыхание, пропитанное виноградным вином, раздражало сильнее.

— Пока я жив, ты к ней не приблизишься! Только когда я умру, понял?

Духи Фадрагоса, я сверну ему шею!

— Не тебе решать, Вольный! — прошипел ублюдок, вцепившись в мои запястья и оскалив клыки. — Однажды ты уже решил за двоих и отобрал у нее все! Зачем ты взбаламутил ее? Зачем?! Ты разрушил ей жизнь, когда вошел в нашу с ней спальню — в нашу! — и не остановился! Ты знал, что она пьет зелье желания! Знал!

— И не знал, что она любит меня! А она любит меня, Волтуар. Меня, понимаешь?

Он изменился в лице, расслабил руки, выдохнул спокойно. А я решил закончить:

— Если бы знал, что она любит меня — не позволил бы ей уехать в твой регион. Я совершил ошибку, но не в тот момент, когда вошел в твою спальню. — Отпустил его, похлопал по плечам и повторил: — В твою.

Я уходил из поселения, но казалось, будто бежал. И бежал не только к Ане, но и от эмоций, разрывающих после разговора с Волтуаром. С самого начала Аня стремилась к благоустройству, но я отобрал все возможности. Еще тогда отобрал, когда заставлял предать Аспидов, показать их тайник. И уже тогда восхитился преданностью девчонки гильдии. Допустим, ею двигал страх стать изгоем, но честность подкупила, расположила. Она всегда играла на стороне Аспидов, одурачила меня, помогая Ив. И выступила против исследовательницы, пошла на сделку со мной, когда поняла, что зло не во мне, а именно я сражаюсь с ним, разыскиваю его. Пусть она никогда не забывала о собственной выгоде, но всегда стремилась воевать за светлое, за доброе. Ее волнует справедливость и честность. И как же это дико! Эта дикость бросалась в глаза с самого начала знакомства, и я играл на этом. Давил при любой возможности на вину и причастность в злодеяниях. Фаррд продал меня, слухи редко обходятся совсем без правды. Васоверг должен был умереть. Но даже тогда я выставил все так, чтобы привязать Аню к себе крепче. Просто давил, а должен был довериться с рекой Истины. Должен был. И Волтуар прав. Как же раздражала их близость! Хотелось убить его, а у нее отобрать счастье. Счастье с другим, не со мной — и это основная причина моей ненависти. Я видел реакцию Ани, когда прикасался к ней. Чувствовал. Прекрасно осознавал, что она не откажет, если не спрашивать. Не сможет. Оставалось только взять. Просто взять.

А ведь она потеряла все, оказалась выброшенной в неизвестный мир. Почти как мы, Вольные. Может, я завидовал тому, что в отличие от нас, у нее нет угнетающего прошлого, а есть вполне стабильное будущее. И я разрушил ее новую жизнь, отнял все, к чему она стремилась. Я отнял.

Дорога до лагеря немного остудила, помогла остепенить мысли. Жалкие мысли, слабые. Нельзя злиться на себя — это сбивает с пути. Нельзя сожалеть о сделанном — это мешает сосредоточиться на цели. Заветы… словно позабыл о них, а когда вспоминал, едва ли находил в них и толику смысла. Немного не дойдя до стоянки, прислонился к дереву, посмотрел на руки. Они тряслись. Хочется увидеть Аню, еще раз услышать о том, что она любит меня, — зависимый, безвольный, — но не хочется одновременно. Когда-нибудь Аня снова будет с Волтуаром, и это тоже правильно. Неправильно, что я с ней.

«Они забудут о нас, ты этого хочешь? Забудут. И это будет правильно, потому что мы ничего им не оставим. Ничего не можем дать, ничего не можем обещать» — Только отбираем, Ромиар. Только отбираем.